Путь Дракона
Шрифт:
Гедер поклонился.
— Большая честь для меня приветствовать вас в Вечном Городе, — сказал Доусон Каллиам. А затем, резко — На караул!
Всадники вскинули мечи в приветствии. Гедер покосился на них. Он еще не видел, как кого нибудь благородной крови вызывают на суд короля, но увиденное было вовсе не тем, чего он ожидал. Откуда ни возьмись, хор голосов слился в протяжный, приветственный крик. И, что всего не понятнее, с чистого, ясного неба повалил снег.
Да нет же. Не снег. Лепестки цветов. Гедер поднял глаза, и на стенах увидел сотни людей, таращившихся вниз. Гедер неуверенно поднял руку, и толпа над его головой взревела.
— Коу позаботится о вашем коне, — сказал Доусон, — а нас ждут носилки.
Прошло мгновение, прежде чем до него дошло сказанное, после чего Гедер соскользнул на землю, позволяя отцу Джори ввести себя в сумрачный промежуток между городскими стенами. Он и не подумал даже спросить, кто такой этот Коу.
Носилки были богато изукрашены, с гербом и цветами Дома Каллиама, но с серо-голубыми нашивками Паллиако на каждом борте. На них были два кресла, расположенных лицом друг к другу, восемь Тралгу присели у шестов. Доусон сел спиной к движению. Гедер убрал прядь сальных волос с глаз. Ноги его дрожали после скачки. Бойницы и амбразуры на всем протяжении городской стены были заполнены улыбающимися лицами.
— Ничего не понимаю, — сказал он.
— Кое-кто из моих друзей и я выступили спонсорами вашего триумфа. Это традиция для возвращающихся с военной победой полководцев.
Гедер медленно оглянулся. Что-то огромное, казалось, пустило корни в его животе, а стены, возвышавшиеся над ним слегка покачнулись, словно молодое деревце на ветру. Рот пересох.
— Победой? — переспросил он.
— Принесение в жертву Ванаи, — пояснил Доусон. — Дерзкое и впечатляющее. Это явилось самым смелым решением, какое только видело королевство в этом поколении, и есть те из нас, кто усматривает в этом возвращение к Антее былой решительности
Перед глазами у Гедера возник темный силуэт женщины, ползущей к стенам мертвого города на фоне пляшущих языков пламени. Насколько он помнил, она упала. Снова был он оглушен ревом пламени, словно следовало оно за ним по пятам, поле зрения сузилось. И это победа? Ручищи коренастого Тралгу схватили его за плечи, и опустили на сидение. Молча уставился он на Доусона, в то время как носилки поднялись и пришли в движение.
Южные ворота выходили на ухабистую площадь. Гедер бывал здесь и раньше, прекрасно помня, что представляло из себя это дикое смешение нищих, торговцев, стражников, волов, повозок и бродячих собак. Действительность же оказалась подобно сну мальчика, знакомого с великолепием Кэмнипола только по рассказам. Не менее трехсот человек стояло за еще одним почетным караулом, размахивая знаменами Дома Паллиако. На трибуне стояли обладающие таким правом люди, в вышитых плащах и золотых мундирах. Был тут барон Морского Рубежа. Рядом с ним молодой человек в цветах Дома Скестинин. Не сам патриарх, но, должно быть, его старший сын. С полдюжины тех, кого подводящая Гедера память успела признать смутно знакомыми, пока носилки снова не тронулись с места. А затем, в довершении всего, с высоко поднятой головой, сквозь слезы, струящиеся по щекам, Гедер увидел своего отца, и выражение гордости на его лице.
Толпа следовала за ним, люди аплодировали и разбрасывали пригоршнями цветы и конфеты в бумажных обертках. Производимый ими шум исключал саму возможность разговора, поэтому Гедер мог лишь таращиться на господина Каллиама в немом изумлении.
На пересечении полудюжины улиц носилки сбавили ход. Неподалеку от Королевского Шпиля, дома достигали в высоту трех, а то и четырех этажей, люди свешивались с каждого окна, наблюдая за процессией. Слева над ним девушка бросила вниз охапку разноцветных лент, они падали, подобные танцующей радуге. Гедер помахал ей рукой, сладостные мысли завертелись безумным водоворотом.
Несмотря на то, что он сделал, его чествовали как героя. Потому, что он сделал это. Это не было смягчением наказания, на которое он надеялся, это было отсрочкой исполнения приговора, прощением, и отпуском грехов.
— Это было непростым решением, — громко сказал Гедер, перегнувшись через стол. — Страшная штука — сравнять с землей такой город. Нелегко оно мне далось.
— Конечно же нет, — сказал второй сын барона Нурринга, с трудом выговаривая слова. — Но в том-то и суть, так ведь? В чем доблесть принятия легких решений? Да ни в чем. Но встает дилемма. И нужно принять решение.
— Окончательное решение, — сказал Гедер.
— Именно, — согласился юноша. — Окончательное решение.
Гулянка переместилась в парк, примыкавший к особняку Доусона Каллиама. Будучи меньше, чем бальные залы, или сады в настоящих имениях, он лишь немногим уступал им в размерах. Участок таких размеров в стенах Вечного Города значил более, чем втрое больший, где нибудь в деревне. Снизу доверху свечи освещали стены, увенчанные высоким куполом, фонарики дутого стекла висели на невидимых в темноте нитях. Двери во всю стену были распахнуты в цветущий сад, впуская аромат ранних цветов и оттаявшей земли. Банкет и танцы шли каждый своим чередом. С полдюжины мужчин взобралось на помост, чтобы засвидетельствовать свое одобрение действиям Гедера в Вольных Городах.
Не было места, говорили они, слабости, нерешительности и продажности, чем так долго до теперь грешили генералы Антеи. Гедер Паллиако показал свою решимость не только Вольным Городам, но и всему миру. Он показал ее своим соотечественникам. Своими действиями он напомнил всем, чего может достичь непорочность. Даже король прислал гонца с письменным одобрением возвращения Гедера в Кэмнипол.
Аплодисменты опьяняли. Уважение и восхищение людей, которые не так давно просто кивали ему, встречая при дворе. А после танцы. Как правило, Гедер избегал подобного придворного развлечения, но Клара, жена Доусона Каллиама настояла, чтобы он хотя бы раз был ее кавалером на площадке в саду. К тому времени, как тур кончился, он уже почти не спотыкался. Потом было еще несколько туров с молодыми, незамужними женщинами, пока его бедра и лодыжки не запротестовали столь резко, что пришлось остановиться. А когда к вечеру похолодало, а вино и пиво полились более обильно, Джори принес его кожаный плащ, которому Гедер обрадовался.
— Отличительная черта настоящего командира, — сказал Гедер, и потерял нить разговора. — Знаки различия командующего…
— Надеюсь, вы меня простите, — сказал его отец. — Гедер, мальчик?
Гедер поднялся на ноги, его собутыльник кивнул ему в знак уважения и отвернулся. Земля почти не качалась.
— Слишком поздно для старика, — пожаловался Лерер Паллиако, — но я не мог уйти, не повидавшись с тобой. Ты превзошел все, на что только я мог надеяться. Я не видел, чтобы люди так отзывались о нашей семье с тех пор как… Да что там, вообще никогда, я думаю.
— Позволь, я тебя провожу, — сказал Гедер.
— Нет, нет, нет. Это твоя ночь. Веселись.
— Для меня было бы удовольствием поговорить с тобой, — сказал Гедер, и лицо его отца смягчилось.
— Тогда ладно.
Вместе, Гедер с отцом нашли госпожу Каллиам и выразили ей свою глубокую признательность. Каким-то образом роли поменялись, и уже они принимали от нее любезности, расставшись с чувством, что этот вечер был личной встречей старых друзей после долгой разлуки. Она настояла, чтобы они воспользовались носилками, на которых Гедера ранее несли по улицам. Расхаживать по темным улицам не было безопасно, а если бы даже и было, то делать так все равно не стоит. Джори появился, когда они в который раз собирались откланяться, и подал Гедеру руку. Тот чуть не расплакался, пожимая ее.