Путь истинной любви
Шрифт:
кривой улыбкой на губах, и мои глаза опускаются с губ на ее круглую грудь.
И я просто говорю это.
– У Пенелопы есть грудь!
Глава 10
Диллон
– Мы должны поговорить, – говорит отец, кладя обе руки на стол. – И я буду с тобой
откровенен.
Сидя
встроенный в потолок вентилятор, который кружит и кружит, кружит и кружит без
устали; позолоченная цепочка включения механизма звякает по стеклянной лампочке.
Прохладный, крутящийся воздух освежает мое разгоряченное лицо. Сегодня суббота и мы
с Пенелопой провели весь день в постройке песчаных замков на пляже и поедании
черничных ледяных рожков.
– Я не хочу занимать слишком много твоего времени сын, но мама получила очень
интересный звонок по телефону, пока ты был на пляже с девочкой Файнелов. После ээм, –
он кашляет, – того не простого случая в первый день школы, становится ясно, я слишком
долго откладывал этот урок.
– Что? – я выпрямляюсь и с вниманием смотрю на него.
Отец двигает свои очки в серебряной оправе глубже на нос и прочищает горло.
– Так... кто-то сегодня видел, как ты поцеловал Пен и позвонил нам, чтобы мы были в
курсе.
– О! – вжавшись в свой стул, я глотаю готовое выпрыгнуть из горла сердце, и перевожу
взгляд на ноги.
– На следующей недели тебя исполняется четырнадцать, поэтому то, через что ты сейчас
проходишь абсолютно нормально. У меня было, то же самое, в твоем возрасте.
Мои щеки горят обжигающе-красным.
– Я хочу извиниться перед тобой, если ты чувствуешь себя одиноким в этих изменениях,
Диллон. Мы с мамой всегда здесь для тебя, и я более чем уверен, что Риса может ответить
на любой твой вопрос касательно тела, если тебе неудобно или не комфортно обращаться
к нам. Она девочка, но она очень хорошая сестра и прошла свой пубертатный период в
раннем возрасте, кстати говоря.
Кажется, «Дантист» впал в небытие, выражение лица стало пустым, а его мысли сейчас
где-то далеко. Как будто он заново переживает тот неловкий случай, когда он оказался
совершенно беспомощным, когда у моей сестры впервые пришли месячные.
– Папа, все ок. Мы можем не разговаривать на эту тему, – говорю я, готовый слинять из
комнаты.
Он наклоняется ко мне, опрокидывая карандашницу в форме резца. Желто-оранжевые
карандаши номер два вылетают и катятся к краю стола. Глядя на меня через стекла очков,
мой отец делает знак приблизиться к нему.
– У тебя уже начали расти волосы
шепчет он, как будто кто-то кроме нас может это услышать.
Схватившись за деревянные ручки кресла, я закрываю глаза и мечтаю полностью слиться
с коричневой кожей в трещинках. Жар распространяется по щекам, ползет вниз на шею,
ниже по локтям и затаивается в кончиках пальцев.
Только на прошлой неделе Пенелопа подняла свою руку передо мной и Рисой и, указав на
подмышечную впадину, рассмеявшись, сказала:
– У меня наверное, никогда не вырастет достаточно для бритья.
Моя сестра пыталась уговорить ее оставить в покое пару несчастных волосинок, но Пен
выщипала их и, загадав желание, сдула с ладони. Я подумал, что не стоит
демонстрировать ей свои места, где за прошлый год я отрастил волосы.
– У тебя бывают какие-то не совсем нормальные мечты? Как реагирует твое тело, когда
ты думаешь о девушках? О Пенелопе? Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Когда я не отвечаю, слишком смущенный, чтобы произнести хоть что-то, отец выдвигает
самый верхний ящичек из черного шкафа для хранения документов, стоящего за столом
из красного дерева, и вынимает небольшую пластиковую модель, которая напоминает
нижнюю часть женского тела.
– Ты намного смышленее многих детей твоего возраста, Диллон, поэтому я не буду
принижать твои умственные способности, доставая также модель мужской
репродуктивной системы. Как ты можешь себе представить, она такая же, как и твоя.
Он разворачивает анатомическую модель на другую сторону, чтобы показать мне то, что
находится внутри, и я почти кричу.
– Это женская репродуктивная система, сын. Может быть, я всего лишь дантист, но
технически, я медицинский сотрудник. В течение следующего часа или чуть больше, я
собираюсь объяснить тебе, что конкретно все это значит. Это важно, когда ты готов для
занятий сексом…
Вскакивая на ноги, я, заплетаясь и почти падая из-за не зашнурованных ботинок, вылетаю
из двери кабинета. Я перепрыгиваю через две ступеньки, пробегаю мимо сестры, которая
заходит домой и убегаю прочь.
– Как поговорили? – спрашивает она саркастическим тоном, когда я наматываю круг у
дома.
Спустя месяц, после того как я врезал Роджеру, я все еще привыкаю к изменениям
Пенелопы. Ее репродуктивная система намного больше того, с чем я могу справиться.
Уэйн бы просто свернул мне шею, только лишь зная, что я видел, как выглядит
пластиковая версия репродуктивной системы.
– Парень! – «анатомический фашист» зовет меня так, как давно выбрал.