Путь истинной любви
Шрифт:
мимо него. Он не пытается остановить меня. Пробегая мимо мамы, входящей в дом,
игнорирую ее протесты.
Стоя посреди двора Файнелов, с яростью и болью, я бросаю горстки, рассчитанной
поддержки, в дверь их дома. Маленькие упаковки с конфетками отскакивают от стены,
рассыпаясь по веранде. Когда разрушитель невидимости Пенелопы выходит из дома,
чтобы посмотреть что происходит, я бросаю в него пустую коробку. Кажется, что сотни
желтых пакетиков взрываются между нами, и мы
счастливой рушатся.
Это лишь часть того, что он мне должен.
Глава 25
Диллон
– Я люблю тебя, – шепчет она.
Мы переплетены. Руками, ногами, голой кожей, тяжело дыша, и с любопытством касаясь
друг друга. Летнее солнце жалит мою голую спину, а ее бледная обнаженная грудь
практически светится. Клетка из прочных белых костей, кровь и мышцы, синие вены –
защищают хрупкое сердце, бьющееся внутри. Я скольжу губами по коллекции
ромбовидных веснушек у основания ее шеи, и своим коленом раздвигаю ее.
Она смертельно устала, и существует как оживший мертвец.
Плотная стена деревьев вокруг, оберегает нас от посторонних глаз, и одеяло на траве
создает комфорт. Мы достаточно глубоко в лесу, так что ее крики услышит только
нетронутая природа.
Она – все, что имеет значение, и со мной она в безопасности.
Я провожу руками по ее животу и по ее округлой груди. Моя девочка запрокидывает
голову, и ее карие глаза двигаются под полупрозрачными веками. Из ее приоткрытых
обветренных губ вырывается такой тихий стон, что я не понимаю, слышал ли я его или
это все мое воображение.
– Ты уверена что хочешь этого?– спрашиваю я, расстегивая шорты.
Длинные ресницы Пенелопы трепещут и она открывает глаза, не обращая внимания на
солнечные лучи и красные пятна, которые они оставляют на ее незащищенных руках. В
руках она сжимает зеленые травинки, держась за землю, чтобы не улететь, когда я
медленно толкаю пальцы в ее теплое местечко.
Моя девочка вращает бедрами на моей руке, я толкаю их глубже, и каждый из нас знает,
что это значит.
Склонившись над ее маленьким телом, я целую длинную шею Пен, а затем зажимаю
мочку уха между зубами.
– Мы можем остановиться, когда захочешь, – говорю я, слизывая слезинку, которая
скатывается из ее глаз.
– Я не хочу,– задыхаясь, требовательно отвечает она.
Прижимая лоб к ее виску я наблюдаю, как эта девушка берет то что
слишком рьяных пальцев, и как громкий звук из ее легких заставляет взлететь птиц с
веток, когда блаженство захватывает ее тело.
Легкое сияние охватывает ее уже влажную кожу, когда она возвращается ко мне, а я готов
сойти с ума от ее влажного центра. Цвета, которые возвращается на ее лицо только когда
мы делаем это, вновь окрашивают щеки делая ее более похожей на девушку, которая
рисовала на своих руках и носила солнцезащитные очки в форме сердца, прежде чем она
осталась великолепной снаружи, но стала умирающей изнутри.
Пен поворачивает свое лицо в мою шею и умоляет:
– Пожалуйста, Диллон. Пожалуйста.
Ее бедра сжимают мои, и руки, которые хватались за землю, тянут и сжимают мои. Я
подтягиваюсь выше и мое сердце стучит, когда я избавляюсь от своих черных боксеров.
Пенелопа помогает своими ногами стягивать с меня шорты, но стянуть их ниже колен у
нее не получается.
– Успокойся, – говорю я, опуская голову к ее груди, чтобы перевести дыхание.
Пенелопа запускает пальцы в мои длинные волосы и тянет, запрокидывая мою голову
вверх и настойчиво целует. Она кусает мою шею и любит меня так сильно, что чувствую,
как лопаются сосуды и появляются синяки.
Взяв ее руки и прижав их к земле, замечаю, что она – самое прекрасное, что я когда-либо
видел. Словно время остановилось на мгновение: ее грудь и живот двигаются вверх и вниз
с каждым тяжелым вздохом и глотком воздуха; в ее вьющихся от пота волосах запутались
листья и сломанные травинки; камни и земля прилипли к ладони; черный муравей ползет
по руке, прежде чем упасть на одеяло.
– Все хорошо, – говорю. – Это просто я.
Больше не удерживая ее, я скольжу рукой под ее голову и успокаиваю, когда я приникаю
к тому месту, где она хотела почувствовать меня уже так долго. Пен гладит меня по
спине, и закрывает глаза, когда пытаюсь толкнуться внутрь.
Она напрягает мышцы и громко ахает.
Я удерживаю ее бедра и медленно двигаюсь, боясь причинить боль девушке, которую
люблю больше всего. Пен поворачивает свое лицо к моей руке и вонзает зубы в мягкую
кожу. Крошечные бусинки крови выступают там, где она укусила меня; Пен слизывает их.
Я слишком завелся, что бы чувствовать боль, и позволяю ранить меня – я тоже должен
пройти то, через что ее тело проходит для меня.
– Мне очень жаль. Я сожалею,– она плачет, когда я толкаюсь глубже.
Я останавливаюсь, когда вхожу так глубоко, как только могу. Я окружен безумием и
прислоняю свой лоб к ее. Моя любимая Печаль, держит мое лицо в ладонях и вытирает