Путь к океану (сборник)
Шрифт:
– Да как могло это статься, – продолжал удивляться Гвоздев, – чтобы семь человек да имущество на несколько тысяч рублей позабыть?..
– А война? Война была, батюшка, с туркою. Война, то да се... А может, еще какая причина... Только вот тебе истинный крест: все дела перерыл, и нигде никакого упоминания. Получай, сударь, ордер да выставляй мне угощение!
11. СНОВА ОСТРОВ ГООЛЬС
Гукор «Кроншлот», командиром которого назначен был Гвоздев, стоял в Кронштадте. Это было хорошее, довольно большое судно о двух мачтах, с двадцатью двумя шестифунтовыми пушками.
Как
На мачте управления порта поднялся сигнал на выход, и, поставив паруса, «Кроншлот» покинул гавань.
Гвоздев рассчитал плавание так, чтобы прибыть на остров Гоольс примерно к утреннему подъему флага. Погода благоприятствовала этому его намерению и действительно в десятом часу утра, обогнув мыс Люзе, бросавший сумрачно-зеленую тень на бледно-голубые воды, «Кроншлот» бросил якорь приблизительно в том месте, где семь лет тому назад Капитон Иванов с кормы погибающей бригантины обрушил в волны стоп-анкер. Солнце начало пригревать. Голубое море и белый песок зыбко струились в легком мареве. Расплывчато зеленели над белою подковой пляжа поросшие дроком дюны.
Весь экипаж гукора был на палубе. Гвоздев приказал спускать шлюпку, а сам с бьющимся сердцем оглядывал в подзорную трубу окрестности. Вон аккуратно сложенные деревянные обломки судна. Вон в тени искореженных ветром сосен четыре креста и на них венки... Гвоздеву показалось, что они из свежей весенней хвои и полевых цветов. «Значит, тут... Значит, живы мои ребята, раз украшены заново могилы и крестов под соснами не прибавилось...»
Боцман доложил, что шлюпки готовы, и Гвоздев торопливо спустился в свою капитанскую восьмерку[119]. Унтер-лейтенант Бахметьев сел за руль второй шлюпки.
Гвоздев с нетерпением оглядывал разворачивающуюся перед ним картину. Небольшая долина между внутренним склоном мыса Люзе и дюнами была обработана – частью вспахана, частью разбита на гряды, и кое-где уже зеленели всходы.
– Молодцы! – похвалил Гвоздев. – Не сидели сложа руки... Вишь ты, десятин пять обработали! Когда я отсюда уезжал, здесь только трава росла по пояс... Да где же сами наши земледельцы?
– Небось дрыхнут, сударь, – насмешливо сказал загребной. – Чего им? Начальства при них нету.
Гвоздев промолчал. В следующее мгновение ему открылся вид на «редут». Вал был покрыт зеленым дерном. Русский флаг развевался на сигнальной мачте, мосток через ров был поднят, и за плетеными турами бруствера виднелись пушки.
– Смотри ты, какую фортецию соорудили! – восхищенно сказал Гвоздев, а гребцы от удивления сбились с такта. – Нажимай веселей, ребята! – нетерпеливо добавил лейтенант и с тревожным недоумением приставил к глазу зрительную трубу.
– Да куда же девались люди? – пробормотал он.
В трубу Гвоздев заметил, что за бруствером кто-то, несомненно, есть, он мог различить то шапку, то руку с фитилем. Судя по всему, люди притаились за бруствером у заряженных пушек.
Высадившись на берег, Гвоздев, Бахметев и человек пятнадцать матросов направились вверх по зеленому склону к «редуту».
Звонкий собачий лай приветствовал их приближение. По зеленому валу, перепрыгивая через амбразуры, носилась небольшая черная собачонка, яростно лаявшая на приближающихся людей. Но за бруствером по-прежнему не было никакого движения. Гвоздеву стало не по себе.
«Черт его знает, что там такое? – подумал он. – Вот как шарахнут по нас картечью – и царствие нам небесное...»
Но тут в амбразуре, над дулом пушки, появился человек и прокричал в рупор:
– Стань все на месте, а то картечью! Что за люди и зачем к нам идете?
Гвоздев узнал Ермакова, но на всякий случай приказал своим остановиться.
– Иваныч, здравствуй! – крикнул он. – Хорошо же ты встречаешь своего командира, нечего сказать!
Ермаков некоторое время молчал оторопело.
– Батюшка, Аникита Тимофеевич! Вы ли это, сударь? – закричал он, бросая рупор в сторону.
– Я, как видишь, – отвечал Гвоздев. – Может, ради старого знакомства не станешь в меня палить?
Все семь моряков показались над бруствером и на разные лады приветствовали Гвоздева. Ермаков провалился за вал, мостик опустился, бывший рулевой перебежал ров и кинулся навстречу Гвоздеву. Однако мостик тотчас поднялся, и все шесть остальных матросов не покинули своих боевых постов: видимо, Ермакова не оставляла подозрительность. Черная собачка, бегавшая до того по брустверу, не отставала от Ермакова, следуя за ним по пятам.
Гвоздев и все остальные бегом бросились навстречу Ермакову. Ему не удалось рапортовать Гвоздеву, как князю несколько лет назад. Матросы обступили его со всех сторон, а лейтенант крепко обнял Ермакова.
– Сударь... сударь... – проговорил до слез растроганный бывший рулевой и наклонился, стараясь поймать и поцеловать руку своего командира.
Черная собачка, видимо опасаясь за Ермакова, негодующе лаяла на Гвоздева и его спутников.
– Что же вы, идолы, чертовы дети, по своим хотели стрелять? – сердито спросил у Ермакова загребной. – С жиру, что ли, побесились? Вот всыплет вам сегодня наш боцман горячих на баке, сразу мозги станут на свое место.
– Ну, по разговору окончательно видать: свои, – улыбаясь, сказал Ермаков, по лицу которого все еще текли слезы.
– Да уж, само собой, не турки, – не унимался загребной. – Пошла ты прочь, клятая! –крикнул он на черную собачонку, норовившую куснуть его за ноги.
– Помолчи-ка, братец! – строго сказал ему Гвоздев. – А все же, Иваныч, в честь чего хотел ты нас угостить картечью?
– Ох, сударь, – отвечал Ермаков, – мы уж раз своим рассейским доверились, да обожглись... И второй раз нас хотели врасплох ночью взять, той же осенью. Вот, сударь, – он показал Гвоздеву изувеченную кисть правой руки со скрюченными пальцами и добавил: – Я-то легко отделался, а Петрову глаз пулей напрочь выворотили. Не знаю, как жив остался. Ежели бы не Жучка, – кивнул он на собаку, – всем бы нам не быть живыми. И ты на нее, почтенный, не махай, – строго сказал загребному Ермаков. – Она, брат, свое дело сполняет.