Путь прилива
Шрифт:
Неожиданно на экране возникла сцена, снятая с точки зрения оборотня, падавшего в океан. Поверхность воды стремительно надвигалась, белый пенный взрыв, и вот уже оборотень мчится прочь от корабля. Слева и справа плыли его соплеменники — прекрасные, обезумевшие от радости, свободные.
На палубе команда копошилась у двух излучателей.
— Сейчас отловим новую порцию. Теперь сети лучше будет…
И снова в кадре комната с так и не убранными со стола остатками завтрака. Стук в дверь.
— Входите!
Через порог шагнула женщина, поразительно похожая на Мариво,
— Гогетта! Заходи, раздевайся. Почему так рано? Есть будешь или уже позавтракала?
— Я бы выпила фруктового чаю. — Гогетта присела к столу. — Я пришла пораньше, чтобы отметить наступление Прилива в обществе своей младшей сестренки. Это что, запрещается?
— Ну что ты ерунду говоришь, я же всегда тебе рада. Ой, а там Мушкет вышла на палубу.
Широкие плечи, высокая, агрессивно выпяченная грудь, тяжелый, упрямый подбородок — да, странноватое имя вполне соответствовало воинственному виду особы, появившейся в левой части экрана.
— Мушкет… — чуть задумалась Гогетта. — Она что, командир — так, кажется?
— Да, и у нее интрижка со штурманом.
Командиршу на мгновение сменил стройный, изящный мужчина с живыми, насмешливыми глазами.
— Штурман — человек сдержанный, даже чуть-чуть нелюдимый. — Теперь Мариво обращалась к чиновнику. Гогетта, похоже, не замечала, что в ее беседе с сестрой участвует кто-то третий. — А об их романе знают теперь все. Это смущает штурмана, унижает. А Мушкет, наоборот, в полном восторге. Прямо упивается его унижением.
— Извини, пожалуйста, — прервал ее чиновник, — но откуда ты все это знаешь?
— Разве вы не заметили серьги?
Мариво откинула завесу из косичек; с мочки нежного, розового ушка свисал янтарный листик с серебряными прожилками, тонкий и изящный, как стрекозиное крылышко. Изображение листика надвинулось, заполнило весь экран. Теперь чиновник мог различить элементы схемы — телевизионный приемопередатчик, процессор, блок памяти, декодер нервных сигналов. Элегантное, простое в применении устройство, обладательница которого могла, не прибегая ни к какой иной технике, болтать с подружками, принимать любые телевизионные программы, сохранять для нового просмотра любые зрительные впечатления, вроде особо прекрасного заката, а также копировать, собственной своей рукой, рисунки старых мастеров, заниматься исследовательской работой, учиться и преподавать, да все, что угодно — хотя бы даже отсылать свои сны на машинный анализ. Ее мозг становился элементом невидимой интерактивной системы, круга настолько огромного, что центр его находился в каждой точке, а граница нигде.
— Внепланетчики, и те не имели ничего подобного, — с горечью заметила Мариво. — Одни только мы сумели слить все средства общения воедино. Ни с чем не сравнимые ощущения — словно пребываешь в нескольких мирах одновременно, словно живешь и своей собственной жизнью и второй, невидимой. А вы мастерили тем временем этот свой мнемонический дворец, неуклюжий и безобразный. Наша методика была несравненно выше. И все это рухнуло в одночасье. Не случись этой проклятой катастрофы, сейчас и в ваших ушах были бы такие серьги.
— Господи! — в ужасе воскликнул чиновник. — Так это ты что, о Травме рассказываешь? Да, действительно,
— Вы сами будете рассказывать или послушаете все-таки меня? Да, конечно, весь экипаж состоял из актеров, импровизаторов — как называются сейчас люди, живущие сверхинтенсивно, напоказ?
— Таких у нас больше нет. А что они делают с оборотнями?
— Навешивают им приемодатчики, что же еще. Именно с этой целью и затеяли весь этот проект.
— Господи, столько труда — и зачем?
— Вот и я тоже спрашиваю, — вмешалась Гогетта, обнаружившая наконец третьего собеседника. Сеть — вещь очень полезная, тут нет никаких сомнений. Сеть учит и воспитывает, приобщает к достижениям культуры и развлекает. Но слушать ощущения каких-то там полуразумных тварей, почти животных, — нет, просто ума не приложу.
— Но как же они прекрасны, эти животные! — хихикнула Мариво. — Впрочем, мы немного отвлеклись. Вы, — она снова обращалась к чиновнику, — воспринимаете драму «Атлантиды» очень ограниченно, в узенькой полосе среднего диапазона. Вы не чувствуете такие мелкие, но неизмеримо важные вещи, как боль в ладони, обожженной тросом, как запах океана и прохладное дуновение соленого бриза. Вам недоступны и мощные переживания актеров, « вы о них только догадываетесь по внешним проявлениям. Спектакль оставит вас почти равнодушным, так что я ограничусь показом двух его второстепенных персонажей — хирурга и тралмастера. Никто уже не помнит, как их звали, поэтому я дам трал-мастеру экзотическое имя Андерхилл, а хирурга назову Гого — в честь своей драгоценной сестрицы.
Гогетта стукнула Мариво по плечу, сестры расхохотались и исчезли с экрана.
Того сунула пистолет в кобуру, отерла рукой вспотевший лоб, посмотрела вверх. На фоне ярко-синего неба четко вырисовывались черные решетчатые башни двух подъемных кранов; между кранами, вровень с их верхушками, висел Калибан — круглая, чуть подтаявшая с краю льдина. Затем она посмотрела вдаль, где черными поплавками плясали на воде головы оборотней.
— Господи, — сказала Гого, подойдя к ближайшему излучателю, — какие же они красивые.
Андерхилл на мгновение оторвался от экрана, широко улыбнулся.
— Последний заброс. Обработаем этих, и все, конец.
Рука тралмастера опустилась на пульт, тронула одну из ручек. Излучатель плавно развернулся, а вместе с ним и белая пенная полоска, ярко, словно мелом по линейке, прочертившая поверхность океана — верхний край пузырьковой завесы.
— Видишь, сколько их там, целое стадо, — снова обернулся он к Того и тут же взялся за микрофон:
— Ноль-один, и сближаем!
На экране появился второй оператор, он разворачивал свой излучатель в противоположном на правлении.
— Есть ноль-один, и сближаем.
Черные пятнышки то появлялись на воде, то вновь исчезали; пенные линии постепенно сходились.
— Ребята, ребята, — бормотал себе под нос Андерхилл, — вы, конечно, очень хитрые ребята, но не надо никуда убегать.
Оборотни, оказавшиеся в растворе гигантских белых ножниц, устремились в открытое море. Некоторые из них отбились от основной стаи и прорвали пузырьковую завесу.