Путанабус. Трилогия
Шрифт:
– Понятно, – протянул я, – абстинентный синдром, усугубленный тремором, гиподинамией и вялотекущей циклотимией.
– Ты эта… бросай так выражаться. А то научусь у тебя, так пасаны на районе здороваться перестанут.
Я улыбнулся и понятливо залез в ящик под сиденьем. Вынул оттуда дежурную чекушку «Новомосковской» водки. Так, на всякий случай, вожу с собой мелкую емкость в четверть литра. Самая «свободно конвертируемая валюта» в русском мире.
– Сам будешь? – спросил он меня, получив на руки желаемое.
– Неа, – отказался я от предложения пить мою же водку. – Тут в одно рыло – и то мало.
– Ты прав, аркашка, твоя дупа шире.
Мужичонка пытался так шутить с похмелья детсадовской прибауткой.
Ахнул он винтом в один глоток полчекушки, выдохнул и сказал:
– Злобный.
– Я злобный? – не понял я такого наезда от этого организма, после того как я его же и опохмелил.
– Нет. Я – Злобный. Фамилие такое.
– Ааа… Волынский я буду. Так что там с казаками?
– Вот я и говорю чего – чичи рядом. Шалят постоянно. У них же как: если в набег на Русню не сходил, то ты и не джигит вовсе, а телок подшконочный, – читал мне политинформацию этот местный всезнатец. – И замуж никто за такого не выйдет. И так никто не даст. Даже распоследняя млять. Вот они и прут на наш берег каждый год – экзамен сдают на чеченскую половую зрелость. Ну, на нашем берегу с ними егеря справляются – кого к Аллаху, а кого обратно на тот берег выгоняют. А вот казачкамито совсем хорошо было бы нам тот берег Амазонки заселить вплоть до Западного океана, северней Имамата. Закрыть территорию. А то вроде она как наша, а нас там и нет.
Мужик прервался, чтобы скушать оставшуюся водку «под мануфактурку».
– И атаманы ихние с этим вполне согласные были, только три условия выставили: церкву поставить, помощь оказать техникой и патронами и в их войсковую автономию за рекой со своими порядками не лезть. Как до Петра Первого было. Они бы и чичей на себя оттянули. И в обратку бы сами за зипунами к ним хаживали. Край бы освоили. Пустой ведь стоит. У протектората его освоить сил недостает. Людей не хватает. Но нет… Генералам нашим вожжа под хвост – как это не командовать, а договариваться? Зря они, что ли, полосатые штаны носят? Никакой автономии. Наотрез. Ну, казачки на север и подались, за китайщину. К сербам. Там, сказали, свой Присуд сами найдут, без лишних командиров на шее.
– Много казаков было?
– Человек пятьсот с бабами и детишками в ПортоФранко ответ ждали. А сюда только десяток атаманов приезжали. Договариваться. Както они себя хитро так обозвали… «Зимовая станица».[468]
– Каккак?
– Вот те крест на пузе – «Зимовая станица»! Обещали, что за ними не менее ста тысяч природных казаков сюда переберутся только с территории староземельного СССР – народ свой восстанавливать после коммунячьего геноцида. Настоящих казаков, не ряженых каких реконструкторов.
– Сам из казаков, что ль? В темето разбираешься вона как.
– Неээ… Даже не болдырь,[469] – замахал он руками. – Кацапы мы. Деды мои иногородними были в станице Клетской. Я там все детство провел. Так что казачков знаю.
– Что ж это командование таким населением разбрасывается? Это ж половина НьюРино получается. Или три ПортоФранко.
– Командовать хотят анаралы наши. Всем, до чего дотянутся. Что хочешь? Хунта!
– А за что кубинцам тогда автономия, раз своим в ней отказывают? – не понял я логики действий высшего руководства.
– Вот и народ гадает: за что? Что кубинцы такого вкусного командованию выкатили?
– А когда казаки приезжали?
– Да в прошлом годе. По весне. Ну, давай… – заторопился он прощаться. – Спаси тя Христос, как ты меня сегодня спас.
– Погодь.
Тот остановился в дверях.
– А почему в ПРА ни одной церкви нет?
– Командование считает, что верующие ее сами должны поставить. За свои деньги. А у нас сам знаешь: «надо лампочку повесить – денег все не соберем».
– А в Москве?
– В Москве правительство построило – Коршунов денег дал, а в Одессе – купцы. Бывай.
И, выскочив из автобуса, растворился в жарком мареве.
А я даже ни имени его не спросил, ни чем занимается.
Однако, переварив информацию и выгнав из автобуса последнего сонного пассажира, тут же подорвался в традиционный отельчик – приличный номер по блату выкупать, пока не началось. Моментом все разметут, клювом щелкнуть не успеешь. Не кубинцы, так дальнобойщики. Нам с Бисянкой сегодня и потрахаться, может, придется только в автобусе. А я от такой романтики уже отвыкший.
Новая Земля. Протекторат Русской армии.
Город Демидовск.
22 год, 29 число 9 месяца, воскресенье, 16:00.
Со вкусом одетая миловидная секретарша лет сорока пяти сказала в коммутатор: «Да, здесь», встала, открыла передо мной оббитую черным дерматином дверь и жестом пригласила.
– Проходите, товарищ Волынский. Товарищ Аверьянов вас примет незамедлительно. – Фамилию «Аверьянов» она произнесла аж с придыханием.
Вот только манечки культа личности у местной власти мне и не хватает для полного счастья. Надо же – «примет», как будто я сам напрашивался на эту встречу, а не был без затей грубо приволочен сюда вооруженными комендачами в яркоалых беретах. Чуть ли не в наручниках.
Кабинет был большой. Но это как раз понятно – посетитель в кабинете до небожителя должен еще ДОЙТИ. Не говоря уже о Древнем Египте, еще в раскопках бронзового века у более диких народов археологи обнаружили эту закономерность, что в могилы лидерам (а в описании дописьменной истории археологи пользуются только социологическими терминами) вещей кладут самое меньшее как в сотню простых могил, и сама такая могила была размерчиком очень даже поболе. И курганчик на нее насыпали нехилый, чтобы у этого организма и в посмертии никто не мог оспорить его статус лидера. И чем главнее лидер, тем большая свита прихлебателей бегает за ним, тем длиннее его автомобили и соответственно кабинеты. Так что я совсем не удивился размерам рабочего помещения главы Протектората Русской армии.
Протектора, мать его ити.
Удивила меня как раз эстетика этого рабочего места, почти повторяющая стиль кабинета Сталина в Кремле, разве что размером это помещение было все же несколько больше, чем у отца народов.
В дальнем торце длинного стола для совещаний сидел глубокий старик, с коротким седым ежиком на голове, одетый, кто бы уже сомневался, в куртку стального цвета с отложным воротником и двумя нагрудными клапанами карманов – «сталинку». Лицо его было чисто выбрито и морщинисто, но не как печеное яблоко, а глубокими резкими морщинами волевого человека. Под стать были и выцветшие жесткие глаза, которыми он меня оценивал, пока я шел к середине кабинета.