Путешествие по Средней Азии
Шрифт:
особое счастье.
Часа через два после этого инцидента керванбаши, при-нявший теперь на
себя управление караваном, приказал нам наполнить наши меха водой, так как
до следующего колодца мы доедем только через три дня. Поэтому я взял свою
козью шкуру и вместе со всеми пошел к реке, но, поскольку до сих пор мне не
приходилось испытывать мук жажды, я наполнил свой мех довольно небрежно. Мои
товарищи указали мне на ошибку, заметив, что каждая капля воды в пустыне
стоит жизни и что мех, этот источник жизни, каждый должен беречь как зеницу
ока. По окончании приготовлений мы навьючили верблюдов, керван-баши велел
всех пересчитать, и оказалось, что караван состоит из 80 верблюдов и 40
путников, из них 26 - безоружные хаджи, остальные - довольно хорошо
вооруженные туркмены из пле-мени йомут, а также один узбек и один афганец.
Таким образом, мы составляли один из тех небольших караванов, которые
отправлялись в путь, полагаясь, по истинно восточному обычаю, на волю
случая. Усевшись на свои места, мы распрощались с провожатыми - туркменами,
которые ехали с нами до самого края пустыни. Прощальную фатиху затянул с
одной стороны Хаджи Билал, с другой - Кульхан, и мне стало жутко, когда я
подумал, что все надежды на благополучный исход нашего опасного предприятия
возлагаются на их благословение. После заключительного "аминь" и неизбежного
вслед за тем погла-живания бород обе партии разъехались в разные стороны.
Переправившись через Этрек и потеряв нас из виду, наши бывшие провожатые
послали нам привет, несколько раз выстре-лив в воздух. Отсюда мы поехали
прямо на север.
*[74]** **VII*
*Керванбаши настаивает на прекращении моих записей.
– Клятва Мухаммеда
и благородное поведение его брата.
– Вожак сби-вается с пути. - Кёрен-таги,
старые, очевидно греческие, раз-валины.
– Большой и Малый Балхан.
– Старое
русло Оксуса.
– Кровавая месть.
– Муки жажды.*
13 мая 1863 г.
Наш караван шел на север без всякой дороги, не было ни малейшего
признака следов верблюдов или других животных, мы ориентировались днем по
солнцу, ночью - по Полярной звезде, которую туркмены за ее неподвижность
называют Демир Газык, т.е. "Железный кол". Верблюдов, связанных один с
другим в длинную цепь, вел пеший проводник, и, хотя не существовало никакого
почетного места, считалось особой честью находиться вблизи керванбаши. Часть
пути за Этреком, образующую как бы преддверие Великой пустыни, называют
Богдайла [Бугдайли]. После захода солнца мы шли около двух часов по песчаной
почве, которая была не очень рыхлой и лишь слегка приподнималась волнами.
Постепенно пески кончились, и около полуночи под нами оказался такой твердый
и гладкий грунт, что мерные шаги верблюдов звучали издалека в ночной тишине
как отбивание такта. Туркмены называют такие места такырами, и, поскольку
земля, по которой мы шли, была красноватого цвета, она носила название
Кызыл-Такыр. Мы двигались без остановки почти до рассвета, однако прошли
лишь около 6 миль, так как не хотели переутомлять верблюдов в начале пути, а
в основном из-за того, что главными дейст-вующими лицами в нашей
странствующей компании были буйволы, из которых одна буйволица была к тому
же в интересном положении; их неуклюжие тела никак не могли приноровиться
даже к шагу верблюдов. Поэтому привал за-тянулся до 8 часов утра 14 мая, и,
пока верблюды насыщались колючками и другими растениями, у нас было время не
спеша съесть свой завтрак, в этот день еще роскошный, потому что в наших
мехах было достаточно пресной воды и мы могли позволить себе вдоволь
запивать наш тяжелый пресный хлеб.
Так как мы расположились недалеко друг от друга, я заметил, как
керванбаши, все время глядя на меня, переговаривался с Ильясом и
предводителями моих спутников. Я не мог догадаться о предмете их беседы,
однако сделал вид, что ничего не замечаю и, с усердием полистав Коран,
поднялся с места, намереваясь принять участие в разговоре. Когда я сделал
несколько шагов, добрый Ильяс и Хаджи Салих направились ко мне, отозвали
меня в сторону и сказали, что керванбаши не хочет, чтобы я шел с ними до
Хивы, так как моя наружность кажется ему очень подозрительной; особенно он
опасается *[75] *ханского гнева, потому что несколько лет назад он будто бы
привез в Хиву посланника - френги, который в течение этого единственного
путешествия нанес на карту весь путь и с дьявольской ловкостью не пропустил
на бумаге ни одного колодца и даже ни одного пригорка. И будто бы хан
поэтому был очень рассержен, повелел повесить двоих гонцов, а он,
кер-ванбаши, смог спасти свою жизнь только благодаря влиятель-ному
заступничеству. "После долгих споров и возражений, что мы не можем оставить
тебя в пустыне, - сказали мои друзья, - нам удалось уговорить его взять тебя
при условии, что, во-первых, ты дашь себя обыскать, нет ли у тебя с собой
рисунков и деревянных перьев (карандашей), которые обычно есть у френги, и,
во-вторых, если ты пообещаешь не делать тайком записи о горах и дорогах; в