Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году
Шрифт:
Легко себе представить, какой чудный вид открывается с вершины пирамиды Хеопса, но особенно сильное впечатление производит в этом виде близость между изобилующею жизненными силами долиною Нила и мертвым царством Сахары. Эти две противоположные картины отделены друг от друга лишь резкою гранью, означенною уступом к долине Ливийского кряжа.
На высоте Хеопсовой могилы стоишь, как бы отделившись от земли, на рубеже между царством жизни и смерти: в одну сторону далеко протянулись изгибы Нила, среди полей, лугов, садов, пальмовых рощей – везде видны следы жизни: там город, тут селение; здесь, между тонкими полосками каналов, правильные очертания пашень; вот белые пятнышки на серебристой поверхности реки – это паруса многочисленных барочек; на дорогах, протянувшихся тоненькими ленточками, то отдельно, то группами, чернеют какие-то подвижные точки – это люди; даже в воздухе оживление, и в различных местах можно распознать стаи летящих птиц. В другую же сторону взору не на чем остановиться; беспредельна кажется пустыня: один красноватый песок и тот будто замер, сгрудившись широкими валами и курганами; в воздухе не шелохнется, а по окраине этого безмолвного дарства, насколько видит глаз, протянулись отдельные группы пирамид, обозначая собою город мертвых, в котором покоятся фараоны, державные мертвецы, со своими царицами, сподвижниками, полководцами, управителями, воинами, жрецами и миллионами верных подданных. Есть над чем призадуматься!..
Рядом стоящая пирамида Сефрема сохранила на вершине свою облицовку; она очень трудно восходима для непривычных путешественников, но арабы сбегают с вершины Хеопсовой пирамиды и взбираются на нее в четверть часа. При нас один из них проделал это в 14 минут. Само собою разумеется, что это возможно только при необыкновенной сухости сложения и силе легких.
Не теряя времени, мы начали карабкаться по северо-восточному углу, чтобы подняться на вершину Хеопсовой пирамиды
У кого голова не кружится, тому спускаться легче; мне например довелось исполнить это в 10 минут с одним только роздыхом; спускаешься скачками, разумеется, с поддержкой арабов. Над тринадцатым рядом камней, прямо против полярной звезды, открывается вход в пирамиду. Передохнув немного, некоторые из нас решились осмотреть ее внутренность. Нельзя сказать, чтобы это было легко!.. Сначала надо, согнувшись, спуститься узким и низким ходом, длиною в 75 фут, не превышающим при этом трехфутовой высоты; потом, обойдя стоящую поперек хода гранитную глыбу, подняться вверх на 117 футов; здесь, на небольшой площадке, можно выпрямиться и перевести дух; затем, вскарабкавшись на отвесную стену, под которою идет прямой ход в гробницу царицы, попадаешь в просторный, идущий вверх, коридор, на протяжении 143 футов, при вышине в 29 и ширине в 7 футов; наконец еще один узкий, но небольшой ход приводит в гробницу фараона Хеопса. Склеп имеет размеры обыкновенной комнаты, высотою в 18 1/2 футов, длинною 32 фута и шириною 16 футов. Замечателен потолок, образуемый девятью гранитными монолитами; для того, чтобы облегчить лежащую на них тяжесть, над склепом устроено пять пустых помещений. Обратный путь труднее: по коридору, пожалуй, один и не спустишься; проводники-арабы сажали нас на спину и таким образом спускали верхом на площадку. Побывав в гробнице царицы, которая гораздо меньше царского склепа и имеет трехугольный потолок, мы наконец выползли, где задом, где боком, на свет божий.
Внутри ужасно душно!.. Погреба в Египте, а точно также и помещения в пирамидах, сохраняют постоянно среднюю годовую температуру страны, т. е. +21° R.; поэтому можно себе представить, как утомительно, согнувшись, чуть не ползком, подыматься по ее узким и низким ходам. После осмотра пирамиды мы позавтракали в вышеупомянутом павильоне, построенном для приезда Императрицы Евгении, причем нам подали превосходные щи из кислой капусты, заготовленные по желанию Его Высочества еще в Петербурге, с тем, чтобы их подать здесь. Кажется вздор! А между тем, всех несказанно потешила и обрадовала неожиданность, похлебать нашего излюбленного, народного кушанья у подножия Хеопсовой пирамиды, на окраине Сахары.
После завтрака мы сели верхом на лошадей и верблюдов и поехали сфинксу и далее пустынею, мимо пирамиды Сахара к Серапиуму и домику Мариэт-бея, знаменитого французского ученого-египтолога.
Сфинкс лежит недалеко от пирамид, всего в какой-нибудь полуверсте. Он засыпан песком выше плеч, до шеи, так что в настоящее время видна только голова, имеющая более 80 футов окружности. В нашем столетии его три раза отрывали, причем убедились, что, при высоте в 74 фута от основания до темени, он был иссечен на месте из цельной скалы, равно и окружающее его пространство вырублено в той же скале в виде двора; между его лапами помещался алтарь, за которым утверждена вполне сохранившаяся, полированная гранитная плита с иероглифическою надписью; около сфинкса в пещерах жили жрецы и аскеты, отрешавшиеся от мира. Лицо сфинкса и вообще вся фигура, по свидетельству древних писателей, были замечательно соразмерны; арабский писатель Абд-эл-Латиф особенно восхищается выражением его лица и привлекательностью улыбки; в настоящее же время он обезображен ударами ядер мамелюков, которые практиковали на нем свою артиллерию и отбили нос, одну щеку, часть левого глаза и волос.
Приехавшие из Каира фотографы сняли с нас группу перед лицом сфинкса; затем мы продолжали путь. Саисы сопровождали нас своею легкою поступью, несмотря на палящий зной и сыпучие пески пустыни. Местами торчали обтесанные глыбы, указывая на следы бесконечного кладбища. Через два с лишком часа, мы подошли к пирамиде Сахара, или, как иначе ее называют, «Черного быка». Она замечательна тем, что имеет по сторонам шесть уступов, или этажей, и по некоторым доказательствам считается едва ли не старейшею, чем пирамиды Гизеха; кроме того, в отличие от всех других пирамид, основание ее не квадрат, а прямоугольник; стоит она не по направлению стран света, и внутри сделаны помещения, в которых найдены саркофаги и щебень от разбитых сосудов; наконец, из четырех ее входов один с южной стороны.
Через полчаса мы остановились у одинокого каменного домика, знаменитого египтолога Мариэт-бея, который построен им во время его замечательных, по достигнутым результатам, трудов и открытий, сделанных при раскопках, именно в этой местности. Домик невелик; с северной стороны устроена тенистая веранда, на которой уже был накрыт стол, и ожидал нашего приезда роскошный обед.
Сам почтенный хозяин Мариэт-бей встретил Его Высочество и любезно предложил свои услуги, чтобы показать открытый им Серапеум и устроенный в Каире Булакский музей.
Обед прошел незаметно, походя на трапезную лекцию египтологии. Его Высочество и многие из нас закидывали интересного хозяина вопросами относительно только что виденных нами памятников. Мариэт-бей все объяснял со свойственною французам легкостью и удобопонятностью, описывая при этом быт древних египтян в весьма привлекательных красках.
– Если мне показывают два механизма, – говорил он, – из которых один прослужил всего десять, а другой проработал сотню лет, то я, не задумаясь, должен буду признать, что устройство последнего механизма было лучше и более соответственно своему назначению. Также точно, погружаясь в исследования быта и государственного строя древних египтян, в сравнении с другими народами, нельзя не признать замечательную жизненную силу их законов и пригодность для существования государства в течение целых тысячелетий. Это заставляет невольно относиться с особым уважением к народу, который во всем, что ни создавал, проявлял такую поразительную устойчивость и прочность.
– Однако постройки таких чудовищных сооружений, как пирамиды, – заметил кто-то, – разве не доказывают, что масса народа была под ужасным гнетом?
– Это далеко еще не решенный вопрос, – отвечал Мариэт-бей, – сооружение пирамид могло считаться народом богоугодным делом, потому что египтяне чтили своего властителя и видели в нем земное проявление божества. К тому же по смерти фараона народ призывался к суду над умершим, и от него зависело признать его достойным погребения, или нет. Вообще суд над умершим имел необыкновенно сильное влияние на нравственность египтян; лишиться погребения было равносильно вечной смерти; эта мысль чрезвычайно сдерживала страсти. Каким же образом, при таких верованиях, допустить, что в надежде на вечную жизнь, фараон, угнетая народ, строил бы себе усыпальницу, когда тот же народ, будучи озлоблен, мог не допустить его прах в им же воздвигнутый мавзолей, и лишить его погребения, т. е. вечной жизни, или воссоединения с Озирисом.
– Значит, пирамиды не имели другого назначения, как служить гробницами фараонам? – спросил Великий Князь.
– Теперь это с достоверностью признано.
– А известно ли, каким образом они строились?
– В Египте было обыкновением, – объяснил Мариэт-бей, – что тотчас по восшествии на престол фараоны приступали к постройке своей гробницы. Вначале она закладывалась в незначительных размерах, в виду усеченной пирамиды; на следующий год ее надстраивали на ту же величину вверх и вокруг заложения, и первого уступа, и т. д., до смерти фараона; тогда завершали пирамиду острым верхом и заканчивали постройку, закладывая уступы сверху вниз и облицовывая ее полированными плитами. Понятно, что в зависимости от заложения и долголетия фараона, рост пирамиды вверх влек за собою колоссальную работу при соответственном возведении уступов. Иногда преемник фараона не считал для себя обязательным докончить пирамиду своего предшественника и тогда она оставалась недостроенного, с незаложенными уступами, как например пирамиды в Сахаре и Дашуре.