Путешествие в страну Счастья
Шрифт:
Девятая глава
Жизнь шла своим чередом и порой совсем не так, как предполагали мы. В разговорах с Голендухиным я неизменно призывал его вспомнить детство и приехать в Кыргызстан. Я рассказывал о поисках петроглифов, обещал ему хорошую рыбалку на Токтогульском водохранилище, сулил ему находки новых артефактов, пытался сыграть на тайных струнах его души. И Алик начал задумываться над реальностью моих предложений.
И тут на Украине начался Майдан. Страна раскололась на два лагеря. Западная Украина во главе с Киевом стояла за Европу, восточная – за дружбу с Россией. Поднялась националистическая волна, зазвучали призывы убивать москалей. Все русское объявлялось на Украине враждебным. Посыпались по стране памятники Ленину и другим советским деятелям. За «ленинопадом» и трагедией в Одессе, где погибли десятки людей в здании, подожженном националистами, на Украине началась гражданская война.
Общаться с Аликом стало трудно. Разговор так или иначе переходил на обсуждение обстановки на Украине, хотя я и пытался избежать таких поворотов. Голендухин горячился, говорил, что российские СМИ лгут, что на самом деле у них в стране все нормально и никаких бендеровцев нет и в помине. Вскоре Алик перестал выходить на связь. Возможно, он боялся, что кто-то мог прослушивать наши разговоры и не хотел рисковать.
Не было по-прежнему вестей из Кемерово от Анны Мухаревой. Видимо, она была занята своими проблемами.
Я же обдумывал возможность издания альбома, посвященного петроглифам Орнёка и Чет-Кой-Суу. Меня волновал вопрос, будет ли интересна такая книга рядовому читателю, далекому от археологии и истории. Я не мог и не хотел выпускать альбом только лишь для специалистов. У меня не было подобающих такому изданию знаний. Можно было, конечно, привлечь к работе над книгой археологов, но специальное издание мне было не интересно. В петроглифах хранилась магическая тайна, размышлял я, именно она должна привлечь внимание простого читателя. Я же видел, какой неподдельный интерес возникал у людей, которые приезжали со мной в «каменную галерею», с каким рвением они искали новые и новые рисунки, пытаясь открыть что-то выдающееся. А ведь они до этого не обращали внимания на подобные валуны.
Итак, решил я, альбому быть! Не зря же мы блуждали в поисках рисунков больше двух лет! Да и имя Николая Дмитриевича Черкасова не должно исчезнуть из памяти людей. Он первым открыл эти удивительные сакральные места. Жаль, что исчезла его уникальная находка – камень со скифскими рисунками. Но остались кальки, запечатлевшие удивительные, не имеющие аналогов сложные рисунки древних художников. Я обязательно включу их в свою будущую книгу!
Мысли об альбоме занимали меня постоянно, и это порой приводило моих случайных собеседников в некоторое замешательство, потому что любой разговор я неизменно переводил на тему петроглифов. Мне было важно мнение каждого о животрепещущем для меня вопросе об актуальности моего будущего издания. В конце концов однажды Александр Иванов, редактор журнала «Литературный Кыргызстан» и мой очередной собеседник, сказал мне: «Некоторым кажется, что вопросы, волнующих их, должны волновать весь мир!» Слова Александра Иванова были подобны холодному, отрезвляющему душу.
Я был готов отказаться от своей идеи. Ведь для создания альбома, потребуется обработать массу фотоматериала, скопившегося в моем архиве за эти годы. Надо будет придумать неординарную подачу рисунков, чтобы заинтересовать читателя. Эта работа отнимет у меня очень много времени, что скажется на других моих проектах. А что я получу взамен?
У меня уже был опыт издания подобного альбома – о петроглифах Саймалуу-Таша. Я в течение нескольких лет не решался его издавать, хотя у меня был солидный объем фотоснимков и очерк признанного мастера слова Леонида Борисовича Дядюченко, посвященный загадкам Саймалуу-Таша. Меня останавливала мысль об ограниченном интересе к петроглифам со стороны обычных людей и рядовых туристов, для которых, в первую очередь, и предназначалось это издание. В конце концов я все-таки издал книгу о Саймалуу-Таше – в память об ушедшем Леониде Дядюченко. Дальнейшие продажи ее подтвердили мои опасения: интерес публики к петроглифам был очень слабым.
Проще забыть о рисунках на камнях, убеждал я себя, и заняться другими темами, довольствуясь тем, что наши поиски все-таки не прошли даром: опубликована моя повесть «Тайны Иссык-Куля», имеющая определенный успех; Николай Дмитриевич Черкасов не будет забыт, как не будут забыты и рисунки, найденные нами по его следам. Пусть ученые занимаются своими делами, а я должен заниматься своими!
Между тем, всякий раз, оказываясь в предгорьях Иссык-Куля с друзьями и видя, с какой увлеченностью они осматривают валуны в поисках рисунков, я начинал сомневаться в правильности своего решения. Мои друзья и гости, никогда в жизни не интересовавшиеся петроглифами, готовы были часами ходить по этому каменистому плато, словно первобытное искусство всегда волновало их! Быть может, сама аура этих мест производит на посетителей магическое воздействие и в их подсознании просыпаются архаические знания, записанные на подкорку нашего головного мозга предыдущими поколениями? Так думал я, и во мне зрело убеждение, что интерес к петроглифам можно пробудить у любого человека. Ведь я неоднократно наблюдал это.
Вернувшись домой из очередной поездки с друзьями в Чет-Кой-Суу, я принялся обрисовывать рисунки по методу, с которым нас познакомила Анна Мухарева. Я начал с простых сцен. На первых же шагах у меня возникли сложности в передаче восприятия рисунка. Казалось, если я уберу фактуру камня, все его сколы, трещины, потертости и разноцветные пятна лишайников, то останется только графика, передающая замысел древнего художника. Это должно облегчить зрителю восприятие картины. Но едва я начал работу, как обнаружил, что даже самая тонкая кисть не может передать изящество нанесенного на камень рисунка! Моя копия, выполненная одноцветной краской, делала изображение плоским, лишала его жизни, в то время как оригинал был соткан из целой палитры полутонов, неравномерного вторичного загара, позднейших доработок. В реальности петроглифы органично вписывались в фактуру камня, это был космос их существования! Вырванные из него, рисунки становились беспомощными, словно рыбы, брошенные на лед. Моя компьютерная кисть не знала нюансов, она одинаково высвечивала и то, что виделось на рисунке явно, и то, что лишь угадывалось. Исчезало таинственное очарование первобытного искусства, будто с него срывали магические покровы и оно являлось перед зрителями беспомощное и обнаженное.
При сильном увеличении изображений на экране монитора я увидел то, что скрывалось от невооруженного взгляда раньше: даже сравнительно простые рисунки были выполнены с истинным мастерством, со знанием анатомии животных, с применением хорошо развитой техники работы по камню. Некоторые изображения состояли из нескольких сотен штрихов, передающих направление мышц зверей, рисунок их шерсти.
Всматриваясь в выразительные глаза животных, я размышлял: а не моя ли фантазия дополняет эти рисунки изысканностью исполнения? В многократно увеличенном изображении я видел целую сеть хитроумно сплетенных линий, напоминающих сложный рисунок соединений в микрочипе, сотворенном по нанотехнологиям. А что если это просто фактура камня, а мое воображение придает ей определенный смысл? Ведь известно, что глаз человека в любом хаосе отыщет портрет человека или иного существа: человеческое лицо на поверхности Марса, например, или фигуру кролика на диске Луны, или выползающего из океана дракона на скале, возвышающейся на берегу Байкала на острове Ольхон.
Очевидно, что я следовал за своей фантазией и включал в рисунок все, что, как мне казалось, входило в него, поражаясь изяществу линий и предвкушая грандиозность и совершенство разгаданного мной рисунка. Когда же я уменьшил изображение до нормальных размеров, то обнаружил, что сам рисунок уже едва различим, потерявшись в хаосе пририсованных мной деталей.
Уныние овладело мной. То, что я успел нарисовать, никак не тянуло на художественный альбом. Копии рисунков, которые я демонстрировал всем своим посетителям, удостаивались лишь их беглого взгляда, не более. Я менял толщину линий, которыми копировал изображения, пытался поймать замысел древнего художника и пришел к выводу, что многие петроглифы просто не годятся для моего будущего издания. Их можно было увлеченно расшифровывать, дорисовывать воображением недостающие детали, но получающиеся рисунки не похожи были на выдающиеся произведения искусства. В эту категорию попали и «Медведь», и «Козел-кулан», и «Рыба-змея», которые должны были стать гвоздем моей книги! И наоборот, простые композиции и даже отдельные изображения животных, копии которых я делал дежурно – авось пригодится для оформления книги! – вдруг оказывались выразительными и привлекали внимание.
Особенное впечатление производил всадник на быке, преследующий лошадь. И здесь многие детали исчезли после копирования, но в этом изображении чувствовался динамизм, напряжение момента. Это передавалось изгибом тела всадника, позой скачущей лошадки, ее развевающейся гривой. Я опять воспрянул духом: нужно изменить подход к выбору петроглифов, которые войдут в альбом!
Во время моих поисков петроглифов в предгорьях Иссык-Куля мне встречались необычные рисунки, запечатлевшие, по моему мнению, вымерших животных. Так, на одном из валунов было изображено целое стадо диковинных существ. Их непомерно длинные шеи, короткие массивные тела, маленькие головки, короткие лапы вызывали ассоциации с бронтозаврами. Но почву из-под такого убеждения выбивало то, что у этих существ были небольшие хвосты.