Путешествия вокруг света
Шрифт:
В Рио-Жанейро меня снабдили рекомендательным письмом на имя некогда очень богатого и все еще состоятельного консепсьонского купца Мендибуру, которого я тотчас разыскал. Этот маленький пожилой человек принял меня весьма радушно. Я остановился в его доме, в том самом здании, которое восемь лет назад, когда мне пришлось побывать в Консепсьоне, тогдашний губернатор отвел под мою резиденцию [208]. Дело в том, что тогда существовали недовольные, называвшие себя патриотами и преследовавшиеся властями. Мендибуру принадлежал к их числу, вынужден был скрываться, и его дом достался правительству, которое владело им вплоть до своего падения.
Наш услужливый хозяин оказался нам полезным во многих отношениях. После того как мы немного привели себя в порядок, он проводил нас к президенту Фрейре. Последний принял нас в парадном генеральском мундире в строгом соответствии с правилами этикета. Он был с нами любезен, но в его поведении угадывалось недоверие. Позднее нам стала ясна причина этой настороженности: некоторые чилийцы, осведомленные о характере наших взаимоотношений с Испанией, вообразили, как это ни смешно, будто Россия имеет виды на Чили, и усмотрели в нашем пребывании здесь некую тайную цель.
Фрейре, отличившийся как искусный и храбрый генерал, оказался статным сорокапятилетним мужчиной приятной наружности. Он родился в Талькагуане в очень бедной семье и не получил хорошего воспитания. Фрейре тем более достоин уважения, что обязан своим возвышением только самому себе.
После довольно бессодержательного разговора, заключавшегося в обмене любезностями, я обратился к президенту с просьбой разрешить нашему натуралисту и нашему минералогу совершить путешествие в Кордильеры. Фрейре ответил вежливым, но решительным отказом, сославшись на то, что сейчас идет война с горцами. Позднее я узнал от Мендибуру, что это был всего лишь предлог, ибо президенту уже удалось заключить с арауканами договор о мире и дружбе. Маленького военного прикрытия было бы вполне достаточно, чтобы оградить путешественников от всех неприятностей. Значит, все дело было в трусости еще не окрепшего правительства, которое испытывает недоверие ко всем иностранцам и придерживается старого испанского правила — не допускать их во внутренние районы страны. Указанное правило соблюдается особенно строго в связи с тем, что недавно в горах были найдены месторождения золота и серебра. Этот факт сохраняется пока в секрете из опасения, что какая-нибудь иностранная держава позариться на вновь открытые богатства.
Запрещение производить изыскания в Кордильерах наносит большой ущерб естественным наукам, которые могли бы извлечь много интересного из знакомства с этим районом. Все, что я смог выхлопотать у президента для наших ученых, свелось к разрешению осмотреть окрестности Талькагуаны и побережье бухты Консепсьон. Был выписан соответствующий пропуск и выделен унтер-офицер, который должен был служить проводником. Вероятно, ему было также поручено следить за тем, чтобы путешественники не забирались дальше, чем им было разрешено.
Сопровождаемые потоком любезностей и обещаниями сделать наше пребывание здесь как можно более приятным, мы покинули президента и закончили день в обществе гостеприимного Мендибуру. На следующее утро мы поскакали с ним обратно в Талькагуану. Здесь Мендибуру вновь проявил свою услужливость, предоставив нам для астрономических наблюдений большой, принадлежащий ему дом, в котором некогда останавливался Лаперуз. Я тотчас переехал в наше новое жилище, и мы принялись за дело, распределив свое время между руководством ремонтными работами на судне и научными наблюдениями. Что же касается часов отдыха, то мы проводили их очень приятно благодаря гостеприимству талькагуанцев.
Вскоре городок наполнился воинственной суматохой, так как в него вступил гренадерский полк, прибывший из Консепсьона. Он маршировал под барабанный бой и звуки прекрасного оркестра. Солдаты были обмундированы на французский лад, прочно и опрятно. Их ружья находились в отличном состоянии.
Проявив чудеса усердия, Фрейре сделал все возможное для того, чтобы республика получила достойную уважения армию. Но ему будет бесконечно трудно поддерживать надлежащую дисциплину в этом войске, навербованном из авантюристов различных наций, особенно потому, что не всегда хватает денег для уплаты жалованья в установленные сроки, вследствие чего возникает недовольство. Даже офицеры в большинстве своем состоят из иностранцев, притом, как правило, невероятно невежественных и бестолковых. Конечно, такое войско лишено патриотизма; ему чужд благородный энтузиазм, который является вернейшим залогом победы. Чилийский солдат, подобно разбойнику, сражается только ради добычи, которую надеется захватить. Алчность до тех пор будет лежать в основе его храбрости, пока население не увеличится настолько, что можно будет создать национальную милицию.
Несколько полков было переправлено на остров Кикирино — вероятно, для того, чтобы затруднить дезертирство. Там они стояли лагерем и производили маневры. Все эти силы общей численностью в три тысячи человек должны были под командованием самого президента атаковать остров Чилоэ — единственный пункт, который еще удерживался здесь испанцами. Войска ожидали лишь прибытия необходимых десантных судов из Вальпаресо.
20 января в городе Консепсьон под гром артиллерийского салюта и со многими церемониями была провозглашена подписанная Фрейре конституция, которую зачитали в нескольких местах. Часть жителей восприняла этот документ с энтузиазмом, но большинству он не понравился. Такая же картина наблюдалась в Талькагуане, причем различные мнения высказывались здесь громко и откровенно. В местном обществе новая конституция сделалась главной темой разговоров, нередко вызывая бурные споры. Находясь на низкой ступени просвещения, чилийцы часто предъявляют законодателям самые удивительные требования. Каждый хотел бы, чтобы были учтены его собственные запутанные взгляды, каждый ищет в законе наибольшую для себя выгоду, не заботясь о том, как это отразится на всеобщем благе. Нигде дамы не заражены так политиканством, как здесь. Они высказывают свои суждения с величайшей решительностью и безапелляционностью. И все же их взгляды, как правило, выгодно отличаются от воззрений мужчин.
Не вдаваясь в дальнейший разбор новой чилийской конституции, замечу лишь, что по крайней мере одно из ее положений, несомненно, принесет большой вред государству. Оно предусматривает запрещение любых других публичных богослужений, кроме католических, дозволяет только католикам занимать гражданские должности (к армии по необходимости не столь строги) и даже запрещает быть ремесленниками всем тем, кто не принадлежит к католической церкви. Если преимущества всеобщей терпимости очевидны даже в наиболее процветающих государствах, то тем более желательной она должна быть в этой слабо заселенной стране, столь намного отставшей в промышленном и культурном отношении.
Наш корабль часто посещали дамы и мужчины. Однажды к нам приехал с визитом арауканский вождь, находившийся в дружбе с чилийцами; его сопровождала дочь, а также небольшая свита. Был подан завтрак, во время которого арауканы, отвергнув с презрением вилки и ножи, усиленно работали пальцами. После трапезы гостям были преподнесены маленькие подарки, которые им очень понравились. Сверх того вождь выпросил для себя пиастр, а его дочь — зеркало, ибо женственность проявляется одинаково у всех народов, в том числе и у диких. С удовольствием рассмотрев себя в зеркало, дочь вождя передала его своим соотечественникам, и сокровище начало переходить из рук в руки. Все без исключения остались довольны своими лицами, хотя, если исходить из наших понятий о красоте, у них не было на то никаких оснований.
Арауканы среднего роста, плотного телосложения и имеют темную кожу. Их гладкие черные волосы свободно свисают до плеч, а маленькие, по-китайски вытянутые глаза и сильно развитые скулы, по-видимому, указывают на их азиатское происхождение [209]. У араукан приветливое, бойкое и довольно осмысленное выражение лица. Их одежда очень проста и состоит лишь из куска шерстяной материи собственного изготовления, украшенной продольными пестрыми полосами. Это продолговатый четырехугольник с отверстием посередине, куда просовывается голова; длинные стороны одеяния свисают спереди и сзади вплоть до колен, а более короткие опускаются слева и справа немного ниже плеч; в остальном же тело остается обнаженным. Чилийцы испанского происхождения называют подобную одежду пончо и используют ее зимой в качестве верхнего платья. У простонародья пончо составляет повседневное, а порой и единственное одеяние.