Путешествия вокруг света
Шрифт:
Офицеры расположенного здесь полка были настолько внимательны, что устроили в нашу честь бал, который, конечно, не мог быть очень блистательным в этом бедном селении. Тем не менее мои молодые офицеры были вполне удовлетворены, ибо среди присутствовавших дам оказалось много красивых и любезных танцорок. Здесь еще сохранился старинный обычай открывать бал менуэтом, который чилийцы танцуют удивительно хорошо. Кроме танцев, принятых у нас, здесь распространена еще разновидность фанданго, позволяющая во всем блеске показать прелести изящной фигуры. Этот танец, изобилующий живописными позами и телодвижениями, одновременно танцуют только два человека; он удается чилийцам превосходно. Фанданго исполняется под аккомпанемент гитары, а также нежных песен, содержание которых танцующие
Не желая оставаться в долгу, мы решили устроить бал у себя на корабле и пригласить на него знакомых нам талькагуанцев и несколько человек из Консепсьона. Мои офицеры задались целью превзойти чилийских коллег как по элегантности помещения, так и по части угощения, что им отлично удалось. Я оставался на берегу во время этих приготовлений и, прибыв на корабль в час, назначенный для съезда гостей, сам был немало удивлен происшедшими здесь переменами.
Верхняя палуба была превращена в большой, ярко освещенный зал. Вдоль «стен» стояли прекрасные миртовые деревья, увитые пышными гирляндами великолепных цветов. Упоительный аромат струился также из больших цветочных корзин, а в глубине зала, напротив входа, были установлены остроумные транспаранты [210] В нарядно прибранных каютах были оборудованы буфеты. Раздавались звуки невидимого оркестра, отделенного легким занавесом от танцевального зала.
Вскоре празднично украшенное помещение наполнилось оживленными гостями. В восхитительном танце запорхали по залу грациозные красавицы; казалось, что красота и любовь безраздельно господствуют в этом жизнерадостном кругу. Вдруг произошло всеобщее замешательство, причем дамы в особенности пришли в панический ужас. Оказалось, что беспокойные головы, а может быть, шутники, распространили слух, будто мы собираемся тайком поднять якорь и уплыть с очаровательной добычей. Благодаря усилиям моего друга Мендибуру удалось рассеять эти смехотворные опасения и восстановить спокойствие и доверие. Ничем не омрачавшееся более веселье царило отныне и в задорных танцах, и у пиршественных столов, пока не наступило утро и солнце не поднялось высоко над горизонтом. Только тогда — ибо все прекрасное на свете имеет конец — окончился и этот бал, оставивший как у многих наших гостей, так и у молодых хозяев самые приятные воспоминания.
Вскоре после этого чудесная погода побудила нас совершить увеселительную поездку на противоположный берег бухты, где нам хотелось осмотреть развалины прежнего Консепсьона. В этой экскурсии меня сопровождали Мендибуру, представлявший местное общество, а также все наши ученые и те офицеры, которые были свободны от службы. Совсем рано, прекрасным утром, мы отправились в путь на трех больших шлюпках и через два часа высадились на берег возле селения Пенку. Это селение построено на развалинах исчезнувшего города Консепсьон, подобно тому как Портичи воздвигнуто на развалинах Геркуланума [211]. Местные жители весело и безмятежно живут на земле, в которой заживо погребены их предки, нисколько не тревожась по поводу того, что их самих может постигнуть такая же участь.
Примерно пятнадцать домиков рассеяно по прелестной долине, через которую, журча, струится небольшая речка Св. Петра [Сан-Педро]. Природа кажется здесь более пышной и изобильной, чем в окрестностях Талькагуаны. Горы, окаймляющие эту долину, постепенно поднимаются лишь до умеренной высоты, радуя глаз переливчатой зеленью разнообразных кустарников, покрывающих их склоны. Пока мы охотились за различными птицами и насекомыми для пополнения наших естественно-научных коллекций, матросы закинули большую сеть и убедились в том, что бухта изобилует всевозможными рыбами и моллюсками. Последние составляют главную пищу беднейшей части населения.
Местность, в которой мы находились, считается одной из наиболее очаровательных на всем побережье бухты; во всяком случае, она намного красивее окрестностей Талькагуаны. О развалинах старого города мало что можно рассказать, ибо земля разверзлась в виде огромной глубокой пропасти и бесследно поглотила большую его часть. Затем земля снова сомкнулась, так что теперь об ужасной катастрофе напоминают лишь отдельные обломки домов, встречающиеся кое-где в этой живописной долине.
Обитатели Талькагуаны и Консепсьона совершают паломничество в Пенку, чтобы осмотреть как особую достопримечательность водяную мельницу, построенную здесь иностранцем. Мы нашли ее в столь плохом состоянии, что на ней нельзя было уже молоть зерно. Владелец мельницы жаловался, что не смог найти человека, способного ее починить. Вся мука приготовляется здесь еще по старинке: зерно толкут и растирают в каменных горшках пестами, изготовленными из твердых пород дерева. Отсюда можно заключить, как сильно еще отстают чилийцы в промышленном отношении.
Работы на судне успешно подвигались вперед. Уже недалек был день нашего отплытия из Чили, когда дружественное внимание местных жителей, которым мы были окружены до сих пор, начало сменяться все большей сдержанностью и недоверием. Против нас плелись тайные интриги, и даже само правительство было склонно применить против нас насилие, хотя и воздерживалось пока от прямой враждебности. Легко возбудимых и поверхностно мыслящих чилийцев насторожили прежде всего усы одного из моих спутников. Единственно по этим усам его приняли за замаскированного испанца, включенного в состав нашей экспедиции с заданием сеять здесь беспорядки и вести агитацию в пользу враждебного правительства. Возможно, были пущены в ход и другие измышления. Но нам они остались неизвестными, как не узнали мы и того, что же в действительности против нас замышлялось.
Когда судно было уже готово к отплытию и мы решили через несколько дней покинуть Талькагуану, я отправился в Консепсьон, чтобы попрощаться с президентом Фрейре. Большая часть пути уже осталась позади, когда я, едучи на резвом коне, немного обогнал своих спутников и остановился на пригорке, чтобы полюбоваться окрестностями. Вдруг я увидел хорошо одетого молодого человека, скачущего из города во весь опор. Поравнявшись со мной, он остановился, несколько мгновений внимательно ко мне приглядывался, а затем спросил, не капитан ли я русского фрегата. Услышав утвердительный ответ и убедившись в том, что за нами никто не наблюдает, он сказал следующее:
— Да будет вам известно, что в этой стране имеются две партии, одна из которых относится к вам благожелательно, а другая замышляет недоброе. Послезавтра офицеры полка, расположенного в Талькагуане, собираются дать в вашу честь прощальный бал. Они затевают его для того, чтобы захватить присутствующих на нем русских офицеров. Я спешил в Талькагуану, чтобы вам об этом сообщить. Будьте настороже!
Произнеся эти слова, он съехал с дороги и скрылся в кустарнике.
Вскоре меня догнали мои спутники, среди которых был Мендибуру. Я отозвал его в сторону и рассказал о только что услышанном. Этот добропорядочный и отзывчивый человек побледнел от удивления и негодования, но после некоторого размышления заверил меня в том, что подобной вещи не может произойти и что предостерегший меня незнакомец явно ошибался. Тем не менее мы оба решили немедленно по прибытии в Консепсьон сообщить об этом происшествии президенту.
Фрейре принял меня очень любезно и с такой категоричностью назвал замысел, приписываемый его офицерам, продуктом фантазии моего информатора, что я ему поверил и больше об этом не вспоминал. Ведь на нашем балу мы и сами имели возможность убедиться в том, с какой легкостью распространяются здесь самые беспочвенные и нелепые слухи.
Простившись с президентом, я провел оставшуюся часть дня и ночь в доме Мендибуру. Когда я уже собирался ложиться спать, в дверь тихо постучали. Я отворил, и в комнату боязливо вошел слуга Мендибуру. Этот человек, оказавшийся испанцем, рассказал мне, что служил матросом на фрегате, захваченном чилийцами. Его нынешний хозяин взял его, военнопленного, к себе в услужение, дав за него поручительство. Настоятельно попросив его не выдавать, слуга предупредил меня о том же, о чем я уже слышал. К своему предостережению он присовокупил несколько проклятий по адресу чилийцев и их правительства, которое он назвал шайкой разбойников.