Пути-дороги
Шрифт:
Владимир ехал впереди своего полка в тачанке; кутаясь в бурку, он, казалось, дремал.
Андрей поравнялся с тачанкой и тронул Владимира рукояткой плети. Тот, вздрогнув, испуганно открыл глаза, но, увидев Андрея, приветливо улыбнулся:
— А, это ты, Андрей! Садись ко мне.
Андрей забрался в тачанку и, усаживаясь рядом с Кравченко, искоса посмотрел на его исхудалое после ранения лицо.
Кравченко зябко повел плечами и плотнее закутался в бурку. Его, видимо, лихорадило.
«Опять заболел! Видно, Марине снова
— Тебе бы самогончика выпить; замерз, должно?
Кравченко хмуро проговорил:
— Не поможет… тиф начинается… — И, помолчав немного, спросил: — Скоро ли в Кизляре будем?
Андрей тихо, чтобы не слышал красноармеец, сказал:
— В Кизляре–то скоро будем, а потом что? Говорят, от Кизляра до Астрахани триста верст песками идти надо.
Кравченко вздохнул:
— Пропадет армия в песках! Это, Семенной, пустыня, безводная пустыня, которая станет нашей могилой.
— Ну что ты, Владимир Сергеевич, каркаешь! — с обидой отозвался Андрей. — Не может того быть. Какая бы там ни была пустыня, а мы ее пройдем и соединимся с нашими в Астрахани — и конец всем нашим мукам.
Кравченко промолчал. Смолк и Андрей.
Стало смеркаться. Налетел ветер, бросая в лицо крупные хлопья снега.
Отрываясь от своих мыслей, Андрей повернулся к Владимиру:
— Владимир Сергеевич!
Тот поднял голову.
— Слушай, у меня к тебе просьба есть. Этой ночью в Грушевке будет ночевать Деникин. Охраняют его два эскадрона офицерского полка. Станица Грушевка впереди нас, верстах в пятнадцати будет от нашей ночевки. Моей сотни не хватит — давай налет организуем! — И, волнуясь, он стал развивать перед Кравченко разработанный им план захвата Деникина.
Кравченко, внимательно выслушав Андрея, спросил:
— А откуда ты знаешь, что он именно в Грушевке ночует?
Андрей рассердился:
— Откуда, откуда! На то я и командир конной разведки, чтобы знать. Я такого случая сколько времени ждал — и вдруг теперь упускать?.. Ну, согласен, что ли?
Кравченко с грустью в голосе проговорил:
— Плохой я тебе помощник… Не смогу я столько верст в седле проехать. А ты вот что, езжай–ка к Батурину, он тебе людей сотни две даст. Да и неудобно на такое дело без ведома штаба идти.
— Пожалуй, что и так, — раздумывая, сказал Андрей. — Ну, ладно, еду в штаб!
Поздней ночью на околицу станицы Грушевки въехала конница. Шедший весь день снег к вечеру прекратился. Степь и спящая станица казались укутанными толстым слоем ваты.
Со стороны станицы к остановившемуся отряду приближались шагом всадники. Доехав до командира, передний тихо проговорил:
— Все в порядке, Андрей Григорьевич! Застава снята, часовые тоже.
И действительно, справа и слева от дороги в снегу чернели трупы людей.
— А где же квартира генерала? — шепотом спросил Андрей.
— Как раз в центре, в поповском доме остановился, —
Андрей с минуту настороженно вслушивался в тишину ночи.
— Ладно, веди к поповскому дому!
Он тихо подал команду. Отряд стал дробиться на части, части таяли в темноте, и, наконец, с Андреем осталось не более полусотни. Он тронул повод. За ним двинулись оставшиеся казаки…
Замота, ехавший рядом с Андреем, шепнул ему:
— Здесь! — И показал пальцем на большой кирпичный дом.
Андрей поднял вверх плетку, останавливая отряд, и, проехав еще немного, потянул повод:
— Часовые давно сняты?
— Около часу.
— Тогда надо спешить, а то могут всполохнуться…
Где–то неподалеку тишину разорвал выстрел, затем послышался залп, взрыв гранаты, и снова все смолкло.
— Окружай! — крикнул Андрей, спрыгивая с седла и бросаясь к крыльцу поповского дома. Казаки быстро спешились и, торопливо срывая винтовки, побежали во двор.
Со стороны сада послышался гулкий удар, и затем жалобный звон стекла…
Андрей яростно забарабанил в дверь кулаками. В доме никто не отозвался. На крыльцо вбежал Замота, а следом за ним еще пять казаков. В дверь градом посыпались удары прикладов. Из–за дома, со стороны сада, выскочили два казака.
— Андрей Григорьевич! Окно открыто…
Андрей опрометью кинулся через двор к саду… Около раскрытого настежь окна снег был умят, виднелась свежая кровь.
— Замота! Возьми десяток хлопцев и беги с ними по следу! — указывал Андрей на свежие следы, ведшие в глубину сада. — Да чтобы без генерала мне не возвращаться! — Он ухватился за подоконник и ловко вскочил в комнату. — Неужели ушел, гад?! Для отвода глаз, может, адъютанта своего выпроводил, а сам здесь прячется, — бормотал он, чиркая зажигалкой.
За Андреем в комнату влезли Мишка Бердник, Трынок и еще несколько казаков. Андрей зажег стоявшую на столе лампу и увидел, что комната пуста. Кровать была смята, одеяло валялось на полу. Около кровати на спинке стула висели аккуратно сложенные генеральские брюки с широкими красными лампасами, на полу валялись сапоги. Тут же, видно в спешке сброшенные со стола, лежали полевая сумка и золотые часы.
— Вот бисова собака! Без шаровар утек! — изумленно пробормотал Трынок за спиной Андрея.
Андрей нагнулся, поднял сумку, потом взял часы и осторожно приложил их к уху. Часы мерно отсчитывали секунды. Сунув их в сумку, он выпрямился и шагнул к столу.
Возле лампы лежала богато украшенная серебром казачья шашка с георгиевским темляком.
Андрей, взяв ее в руки, повернулся к молчаливо наблюдавшим за ним казакам:
— Кто снял часовых возле этого дома?
— Я, Андрей Григорьевич! — Трынок, отделясь от окна, шагнул к Андрею.
— Молодец! Вот, возьми в награду генеральскую шашку! Отточи ее получше и руби ею кадетов, как капусту.