Путник, зашедший переночевать
Шрифт:
Глава третья
Между молитвами
Полтора часа как рассвело. В воздухе еще пахло утренней свежестью, и очистительный ветер несся над городом и его развалинами — тот ветер, что всегда веет над еврейскими домами утром Судного дня. Я шел медленно, убеждая себя не спешить: большинство людей не встают так рано, не то сон настигнет их потом во время молитвы.
Когда я вошел в синагогу, там уже вынимали из Ковчега свитки, чтобы читать Тору. Оба свитка, и тот, что был в руках кантора, и тот, что был предназначен для завершающего чтения, не имели ни корон, которые обычно надевают в праздничные дни, ни иных украшений [21] — все дорогие вещи, сделанные из чистого серебра руками мастеров, прибрала в дни войны к рукам австрийская казна, купить на них оружие, и Тора осталась без украшений. Грустно торчали из свитков их палки, эти дерева жизни, волнуя сердце своей выцветшей краской. Смотри, как скромен Царь царей, Всевышний, будь Он благословен, — сказал о Себе: «Мое серебро и Мое золото» [22] , — а сейчас не оставил Себе даже толики серебра, дабы украсить им святую
21
…не имели ни корон… ни иных украшений… — По сложившейся традиции палки, на которые намотаны свитки Торы, по субботам увенчиваются серебряными набалдашниками в форме плодов граната, а по праздникам — небольшими (тоже серебряными) коронами, чаще всего двух- или трехъярусными и украшенными различными фигурками (оленей, напоминающих наставление «Будь быстр в исполнении воли Творца», львов, символизирующих колено Иегуды, и колокольчиками, перезвон которых концентрирует внимание молящихся.
22
Аггей, 2:8.
Надеюсь, не сочтется мне за грех, если я скажу, что большая часть из вызванных подняться к чтению Торы не показались мне заслуживающими этой чести в Дни трепета. И почему это их решили так уважить в такой святой день? Не правильнее ли было умножить уважение к Небесам и вызвать к Торе людей богобоязненных, изучающих Святое Писание? А может, эти, вызванные сейчас, купили себе такую честь за большие деньги? Но нет, и пожертвования их были не так уж велики, и вообще мне показалось, что эта честь их не так уж и взволновала.
По правде сказать, я не из тех, кто непрестанно сравнивает нынешние дни с днями минувшими. Но когда доводится видеть, как незначительные люди все чаще занимают место больших, а бездеятельные — места энергичных, становится жаль нынешнее наше поколение, которое не видело Израиль в его былом величии и полагает поэтому, что у Израиля никогда величия и не было.
Какой-то старик — видно, из последних старцев Большой синагоги — начал читать Тору. Начал громко, напевно и со слезами в голосе, словно оплакивал не только смерть потомков Аарона [23] , о которой читал, но и кончину всех своих сверстников, всех детей своего поколения. Но поскольку я еще не становился сегодня на утреннюю молитву, то решил, что лучше будет все-таки помолиться в нашем старом Доме учения [24] .
23
…смерть потомков Аарона… — Два сына первосвященника Аарона Надав и Авиуд «умерли пред лицем Господа, когда они принесли огонь чуждый пред лице Господа в пустыне Синайской» (Числа, 3:4). Некоторые комментаторы считают, что они погибли, когда пытались приблизиться к Господу не только духовно, но и физически.
24
…помолиться в нашем старом Доме учения. — Дом учения (на иврите «бейт мидраш») место изучения Торы и в особенности Мишны, Талмуда и послеталмудической раввинистической литературы. Начиная со Средних веков Дом учения стал часто размещаться в одном здании с синагогой или рядом с ней. Выполняя функцию не только места учения, но и места молитвы, Дом учения вместе с тем сохранил свой особый характер, и при нем была обычно библиотека, в которой имелись труды по всем отраслям иудаизма. В отличие от других еврейских образовательных заведений (хедера и ешивы), Дом учения был местом, где любой член общины мог в субботу и в часы, свободные от мирских занятий в будние дни, заниматься изучением Торы. Часто Дом учения служил жильем для учащихся ешивы, а иногда и приютом для бедных странников.
Наш старый Дом тоже изменился. Шкафы, прежде полные святых книг, исчезли, от них не осталось ничего, кроме шести-семи досок. Большая часть тяжелых длинных скамей, где прежде сидели великие знатоки Торы, пустовала, на остальных восседали люди, которым явно было все равно, где они сидят. А на раввинском месте расположился некий Элимелех, которого они называли также Кейсар, как у нас произносят слово «кайзер», один из тех, кого я встретил накануне вечером, — тот, которого так насмешил мой вопрос о гостинице.
Знатоки Торы еще, может быть, появятся и вернут городу славу Торы, но вот пропавшие книги уже не вернуть. А ведь пять тысяч книг было в нашем старом Доме учения. Ну, может, не пять, а четыре тысячи или даже три, но и такого не найти было во всех других Домах учения в городе и в окрестностях. Да что книги — изменились даже потолок и стены. Потолок, который раньше был темен от копоти, теперь сверкал свежей известковой побелкой, а истертые стены были заново оштукатурены. Не стану утверждать, будто закопченное красивее побеленного, а потертое красивее оштукатуренного, но прежняя копоть накопилась от всех тех свечей, которыми наши отцы освещали себе буквы Торы, а в прежних, до блеска истертых стенах можно было разглядеть каждого человека. И пусть сами мы не могли сравняться важностью с теми, кто истер эти стены, мы были важны потому, что жили в одном с ними поколении. А сейчас эти стены выглядели так, будто в этом помещении никто никогда и не сидел.
Да он и был почти пуст, наш старый Дом учения, — молившихся набралось бы на два миньяна [25] , не больше, и почти все молились без талитов. А ведь в Судный день положено молиться в облачении. Мне вдруг вспомнился рассказ, как в одну синагогу во время праздничной молитвы заявились вдруг мертвецы с кладбища, и тогда все молившиеся сняли с себя талиты, и эти мертвяки тут же сгинули. Впрочем, это рассказывали о каком-то другом городе, да и там, говорят, стали с тех пор молиться в праздник без талитов только ночью, когда облачаться в талит с цицит не обязательно, — а здесь почему они так молились?
25
…молившихся набралось бы на два миньяна… — Миньян (букв. «счет», «подсчет», «число») — кворум из десяти взрослых мужчин (старше 13 лет), необходимый для общественного богослужения и проведения ряда религиозных церемоний. Мудрецы Талмуда установили это число на основании ряда библейских фраз и придают ему особое значение (как сказано в трактате «Авот», 3:7, «когда десять человек находятся вместе для изучения закона, дух Божий среди них»).
За пюпитром стоял какой-то старик и нараспев читал молитву. То, как он стоял, сразу выдавало в нем человека бедного. Если у него и был собственный дом, то наверняка пустой. А каждое слово, которое он произносил, свидетельствовало о разбитом, удрученном сердце. Если бы Царь царей всех царей, Пресвятой, Благословен будь Он, захотел использовать Свои разбитые сосуды [26] , этот сосуд Ему наверняка бы подошел.
Закончив поминальную молитву, многие присели передохнуть. Я сел рядом и спросил, в чем причина того, что они молятся без облачения. Один из них вздохнул и сказал, что они просто не успели раздобыть себе новые талиты. Я спросил: «А старые где?» «Кто знает?! — сказали. — Может, взвились на небо в пламени, а может, сделали из них простыни для каких-нибудь распутных девок». И повторили: «Какие сожгли, а какие украли». Я спросил: «А когда сожгли, когда украли?» Они опять ответили со вздохом: «Да в том последнем погроме — окружили город со всех сторон и стали нас грабить и убивать». И один добавил: «Только война кончилась, только мы вернулись по домам, как сразу же начались эти погромы. А если кому и удавалось выйти из погромов целым и невредимым, так он выходил голым и босым. Даже талитов эти бандюги нам не оставили».
26
Разбитые сосуды — в т. н. лурианской каббале, созданной Ицхаком Лурией в конце XVI в., в процессе сотворения мира сосуды (первичные формы), проводившие Божественный свет (то есть Божественное благо) в пустоту, где должен был возникнуть тварный мир, не выдержали напряжения и разбились; свет рассыпался на отдельные искры, и в мир проникла тьма (то есть зло). Чтобы мир вернулся в состояние полного блага, необходим тикун — исправление разбитых сосудов и собирание рассыпанных искр, что является задачей всякого человека.
Я вздохнул от жалости к своим землякам, которых постигла такая Божья кара. И вдруг показался себе человеком, который, сам беды не испытав, знай сует свой нос в беду ближнего. Но Элимелех-Кейсар решил, видно, что я раздосадован, почему они молятся без облачения. Он сел развалясь, выставил одну ногу вперед, другую отставил, посмотрел на меня искоса и вопросил: «Господин-то небось думает, что Господь не примет нашу молитву, да? Ну так пусть господин попросит этих погромщиков, этих сынов Исава [27] , помолиться Ему вместо нас». И в его зеленых с желтизной глазах, блестевших, как панцирь черепахи на солнце, сверкнули ненависть и злоба. Я было подумал, что собравшиеся тут же упрекнут его за эти грубые слова, но в их взглядах не было и тени упрека — скорее уж одобрение. Я поднялся и отошел к окну.
27
…сынов Исава… — Исав — брат праотца Иакова, продавший ему первородство за чечевичную похлебку и позднее злоумышлявший против него; канонически считается у верующих евреев предком всех злейших врагов еврейского народа, от Эдома до современных христиан-антисемитов.
Это было одно из тех двух окон нашего старого Дома учения, которые выходили на гору. Здесь я в юности учился, здесь писал свои первые стихи. И часто смотрел отсюда в небо, словно поучая Всевышнего, какое назначить мне будущее. Жаль мне сегодня этого человека, который не дал своему Творцу, благословен будь Он, сделать с ним то, что Творец хотел с ним сделать. Не принесли мне удачи эти мои поучения.
Чудный свет струился на гору из окон Дома учения и с горы в старый Дом, свет, подобного которому вам наверняка никогда не доводилось видеть, — как бы единый, но состоящий из многих сияний сразу. Такого места не найти во всем мире. Я стоял и думал: «Нет, не сдвинусь отсюда, пока Господь не захочет забрать Себе мою душу». И хотя мне вспомнилась смерть, мне не было грустно. Может, мое лицо и не было радостным, но радость была в моей душе, и я почти готов сказать, что такого рода чувств я не испытывал уже многие годы, — когда душа радуется, пусть даже лицо в этой радости не участвует.
Синагогальный староста постучал по столу и сказал: «Дополнительная молитва, мусаф», — и они вернули книги в Ковчег, а кантор подошел к пюпитру, низко склонился над ним, положил лицо на молитвенник и произнес молитву «Хинени» [28] , а затем прочел, как положено, половинный кадиш, частично на мелодию кадиша скорбящих. Я снова посмотрел на гору напротив нашего Дома учения и подумал: «Вот гарантия, что отсюда не придут тебя убивать. Наши отцы строили свои молитвенные дома под горой, чтобы прятаться в этих домах, если придут убийцы. Гора защищает тебя с одной стороны, а государство защищает тебя с другой стороны, и, пока человеку не придет конец, он пребывает в уверенности, что нет у него места лучше этого».
28
«Хинени» — специальная молитва, предшествующая дополнительной молитве, или мусафу, приписывается Иегуде Галеви. Она начинается со знаменитых слов пророка Исаии (6:8): «И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я („хинени“ на иврите), пошли меня». Этим словом называют себя многие нынешние еврейские добровольческие организации помощи людям. Об этой обязанности быть готовым к самопожертвованию во имя велений Бога многократно напоминают также (повторяя Исаию) христианские Евангелия, откуда слово «хинени» перешло в название многих современных христианских общин и церквей.