Путник, зашедший переночевать
Шрифт:
Я взял ключ и положил в карман. Некоторые из тех, кто до сих пор не вмешивался в разговор, подошли ко мне. Я хотел им что-то сказать, но слова застряли у меня в горле. Я поднял глаза и оглянулся — не передумают ли они, не решат ли забрать у меня этот ключ? Я даже сунул было руку в карман, готовясь вернуть его раньше, чем потребуют. Но никто не протянул за ним руку. Ведь все они собирались наутро покинуть свои дома навсегда, какая им уже разница, лежит этот ключ в ящике стола или в кармане заезжего гостя? Меня охватила печаль, и мне стало горько от этой печали. И от того, что мне стало горько, печаль моя только удвоилась.
Но тут пришло время открыть Ковчег и достать из него свиток Торы для дневной молитвы. Я обнял свиток одной рукой, сжимая во второй ключ от того Дома учения, где когда-то учил Тору и где прошли дни моей юности. Я еще не знал, что в этом Доме мне предстоит теперь провести многие дни.
Однако не буду предварять грядущее.
Глава пятая
Заключительная молитва
Солнце стояло над верхушками деревьев. Близился закат. Стены Дома учения потемнели, и редкие свечи с трудом рассеивали мрак. Люди, которых не было здесь целый день, теперь пришли и уныло стояли вокруг кантора, всматриваясь в него подслеповатыми глазами, пока он, подняв голос, произносил: «Блаженны живущие в доме Твоем». Весь этот день они сидели по домам, словно наказанные, но, едва зашло солнце и настал миг подписания приговора, поднялись и потянулись в Дом учения. Возможно, у них и в мыслях не было молиться, потому что они были из тех, кто не верит в силу молитвы и не ждет воздаяния, но этот миг победил их разум. Кантор склонил голову, согнулся всем телом, точно грешник, сознающий свое ничтожество, и начал читать кадиш, не пропуская ни единой ноты из традиционного напева. В отличие от кадиша перед мусафом, куда он включил мелодию кадиша скорбящих, здесь он предварил слова о величии Небесного Отца упоминанием о смерти собственного сына. Последние его слова утонули в общем «Аминь». Потом затих и голос общины, а под конец затих весь Дом учения. Но тишина была недолгой — там и сям послышались вздохи, не нуждавшиеся ни в речи, ни в словах. Тот, Кому ведомы все тайны, понимал этот язык.
Окончив молитву, я оглянулся по сторонам и увидел уже знакомого мне Даниэля Баха. Он стоял перед столом у южного входа с книгой в руках, склонившись в позе, напоминавшей позу кантора, разве что кантор стоял на своих двоих, а у Даниэля вместо одной ноги была деревяшка. Я поскорее выбросил из памяти те неприятные слова, которые он сказал мне вчера, при расставании в канун Судного дня, чтобы не припомнился ему этот его грех при подписании приговора.
На сей раз община стояла на молитве дольше, чем в обычные дай. Даже те, кто пришел сюда недавно, подвинулись поближе к своим соседям, чтобы читать по их молитвенникам, и в их горле тоже гудели какие-то звуки. А дойдя до малой исповеди [31] , некоторые из них стали ударять себя в грудь со словами: «Мы провинились, мы преступали…»
31
А дойдя до малой исповеди… — Главную роль в литургии Судного дня играют многократно повторяемые формулы исповеди и раскаяния в грехах; при этом краткая формула, или малая исповедь, начинающаяся со слов «Мы провинились» (на иврите «Ашамну»), повторяется 11 раз, а расширенная, или большая, исповедь («За грех», или «Ал хет» на иврите) — 9 раз. В малой исповеди все грехи (вероломство, грабеж, злословие и т. д.) перечисляются в алфавитном порядке один раз, а в большой — дважды.
В Доме учения становилось все темнее, только поминальные свечи еще немного освещали стены и столы. Кончили тихую молитву [32] , и кантор поднялся по ступеням к шкафу со свитками, открыл его дверь, спустился и вернулся к своему пюпитру, потом снова склонился над молитвенником и начал громким голосом: «Благословен Ты, Господь…» Свечи уже догорали, когда он торопливо пропел: «Пожалей творение Твое…» и, подняв голос, стал произносить: «Открой нам врата…» Теперь в Доме учения совсем стемнело, а та гора, что высилась напротив него, еще добавляла к его мраку свою темноту, и молящиеся сгрудились вокруг кантора, придвинув свои молитвенники к горевшей там свече, чтобы уловить хоть немного света. Возможно, свет тоже увидел их, а может, и нет, но, как бы то ни было, он буквально потянулся им навстречу, так что кантор от радости даже захлопал в ладоши и воскликнул: «Израиль же будет спасен спасением вечным в Господе!» Потом похлопал снова и со слезами в голосе произнес: «И сегодня будут спасены по Твоему слову, Живущий на небесах».
32
Кончили тихую молитву… — При чтении некоторых псалмов мелодия усиливается, а голоса молящихся, напротив, утихают, звучат почти неслышно; это время подумать над тем, о чем молятся.
Из темноты донеслись звуки рыданий, словно молящиеся вторили кантору в его молитве. А двери Ковчега всё стояли открытые настежь, точно небесное ухо, внемлющее плачу народа Израиля. Но тут возле южного входа послышался глухой звук, похожий на удар дерева по дереву. Это Даниэль Бах переступил с ноги на ногу. И почти сразу же этот звук удара дерева по дереву повторился снова. Казалось, деревянная нога Баха никак не могла найти себе покоя. Кантор вынул карманные часы, посмотрел на них и начал поспешно сокращать пение, понимая, что после целого дня поста старики уже не в силах стоять на ногах. Дошел до стиха: «Каждый город на своем холме построен, а город Божий углублен до низин ада»… — продолжил его плачем, затем перешел к словам: «Мы с Тобой…» — и быстро закончил их радостным голосом. Наконец протрубили в шофар [33] , и молебен закончился. Все, кто пришел лишь на заключительную молитву, покинули Дом учения, только Даниэль Бах остался.
33
Шофар — еврейский ритуальный духовой музыкальный инструмент, сделанный из рога животного. Имеет очень древнюю историю и традицию употребления, восходящую к Моисею. В него трубят во время синагогального богослужения при праздновании еврейского Нового года, Судного дня и в ряде других случаев.
Кантор спустил талит на плечи и стал читать кадиш скорбящих, потому что год его скорби по сыну еще не прошел. Хотя по закону скорбящему человеку нельзя молиться в праздничные дни, но Судный день в этом смысле праздник особый, в этот день кантор как бы замещает первосвященника в Храме, а тот обязан был приносить жертву неукоснительно каждый день, даже в дни своей скорби.
После кадиша скорбящих оставшиеся стали обмениваться пожеланиями хорошего года и благословения Всевышнего, и ко мне подошел задиристый Элимелех со словами: «Кажется, я еще не пожелал господину доброго года». Он протянул мне руку. Я пожал ее и напомнил, что он уже помог мне получить ключ от Дома учения. Он смутился: «Я пошутил, прошу прощения». «Что вы, — сказал я, — напротив, это для меня большой подарок». Он удивился: «Господин, видно, смеется надо мной, но, если он говорит правду, значит, между нами не осталось никакой обиды».
Даниэль Бах подошел к кантору и тихо сказал: «С новым годом, отец, хорошего тебе года. Пойдем ко мне, пообедаем». Ребе Шломо ответил: «Ну-ну…» — и по его голосу нельзя было понять, согласился он или нет. Даниэль посмотрел на него и повторил снова: «Пожалуйста, отец, пойдем. Сара-Перл подогреет тебе стакан молока. Теплое молоко после поста очень полезно. Ты не охрип, отец?»
«Почему ты решил, что я охрип, сын мой? — спросил ребе Шломо. — Если бы нам были дарованы два Судных дня подряд, я бы мог сейчас снова повторить все молитвы до единой».
Но Даниэль все не отставал: «После поста очень хорошо выпить стакан теплого молока с медом. Идем, отец, ребенок хочет услышать, как ты читаешь разделительную молитву» [34] .
«Начался новый месяц, — сказал ребе Шломо, — я должен сначала произнести освящение новой луны» [35] .
«Ладно, отец, — согласился Даниэль, — тогда мы подождем тебя».
«Как он хорошо умеет просить! — сказал ребе Шломо. — Если бы ты так же просил нашего Небесного Отца, душа твоя была бы спасена. Ведь ты же был на заключительной молитве, я слышал, как стучала твоя нога, и глубокая грусть охватила меня, сын мой, когда же придет день твоего избавления?»
34
…как ты читаешь разделительную молитву. — Разделительная молитва (на иврите «хавдала», или «авдала» [т. е. разделение]) — особая молитвенная формула (бенедикция, на иврите «браха»), произносимая во время вечерней молитвы на исходе субботы или праздника (а также специальная церемония) для отделения субботы (или праздника) от будней; она сопровождается чтением краткого литургического текста и некими символическими действиями. В тексте ашкеназской бенедикции благословляется Всевышний, «отделивший святое от будничного, свет от тьмы, Израиль от других народов, седьмой день от шести рабочих дней».
35
…освящение новой луны. — Поскольку за Судным днем наступает новый лунный месяц еврейского календаря, то по выходе из синагоги молящиеся тут же читают молитву с бенедикцией по случаю новолуния (на иврите «Кидуш а-левана»), а сразу после трапезы, завершающей пост, начинают строить снаружи дома шалаш (ивр. «сукка») для наступающего через четыре дня праздника Суккот (или Кущей), чтобы «свести одну заповедь с другой».
Ребе Шломо вышел во двор освятить новую луну. Даниэль пошел следом за отцом. Красивая молодая луна висела в небесах, освещая и верхний, и нижний миры. Я стоял в ожидании, пока община закончит освящение и разойдется по домам. Ведь кто-нибудь мог забыть здесь что-то и вернуться за ним, а ключ от Дома учения был теперь у меня.
Когда все ушли, я запер помещение. Даниэль все еще стоял и ждал отца. Едва только ребе Шломо отряхнул полы своей одежды, он тихо сказал ему: «Ну, идем, отец, идем», и ребе Шломо кивнул ему со словами: «Иду, уже иду». Даниэль взял его под руку, и они пошли. «Я не могу так бежать, как ты», — пожаловался ребе Шломо, и Даниэль сказал ему: «Если ты не можешь бежать, я пойду медленней». А потом повернулся ко мне со словами: «Нам ведь по дороге, так не пойдет ли господин с нами?»
И хотя я уже знал дорогу, я пошел с ними.
Глава шестая
В доме и вовне
Месяц тишрей [36] еще не кончился, а прежние прихожане старого Дома учения уже отправились в путь. Только старый кантор, ребе Шломо, все еще размышлял, восходить ли ему в Страну Израиля [37] . Шибуш не почувствовал их отъезда. Времена стояли такие, что польские города исторгали из себя евреев втихомолку. Сколько-то сегодня, сколько-то завтра, и уезжавшие не печалились об остающихся, а остающиеся об уехавших, уж не говоря о том, что те не завидовали этим, а эти тем. Такие наступили годы для народа Израиля, что плохо было и тому, кто оставался на привычном месте, и тому, кто искал другое. В прежние годы, меняя место, меняли и судьбу, а нынче, куда бы ни направился еврей, его злая доля с ним туда же. Только и утешения, что в самом переезде, потому что едет человек все-таки от знакомого к неведомому. Обычно, когда выбирают между «ясно» и «может быть», «ясно» всегда предпочтительней, а тут стало предпочтительней «может быть» — ведь на старом месте уже ясно, как будет тяжело, а на новом тебя, быть может, ожидает удача.
36
Тишрей — месяц начала года в еврейском календаре (приходится примерно на сентябрь-октябрь). Этот месяц характеризуется наибольшим числом праздников. 1–2 тишрея отмечается один из самых важных праздников в году — начало нового еврейского года (на иврите Рош а-Шана), поскольку, согласно преданию, Адам и Ева были созданы в первый день тишрея, который был шестым днем в истории мироздания, но первым днем в истории человечества. 10 тишрея наступает самый священный день — Йом Кипур (он же Судный день, или День искупления. С 15 по 21 тишрея празднуется Суккот (Праздник кущей), 22 — Шмини Ацерет (Восьмой день праздничного собрания), или завершающий день Суккот), а 23 тишрея празднуется Симхат Тора (дословно «Радость Торы»), когда завершается годичный цикл чтения Торы в синагоге и немедленно начинается следующий такой же цикл.
37
…размышлял, восходить ли ему в Страну Израиля. — Страна Израиля, Земля Израиля (на иврите — «Эрец-Исраэль») — традиционное название той земли, которую Бог, согласно библейскому рассказу, обещал (обетовал) потомкам Авраама. (Эти потомки, или еврейский народ в целом, совокупно именуются также как «народ Израиля», «дом Израиля» или просто «Израиль».) Израиля как государства в описываемые в романе времена еще не было; это значение слова появилось лишь в 1947 г. Возвращение евреев в Страну Израиля именуется как «восхождение» (ивр. «алия»), а отъезд — нисхождение (ивр. «йерида») как по чисто физической причине (поскольку эта страна лежит на гористых, высотой 500-1000 метров, местах, более высоких, нежели окружающие низменные страны — Ханаан и Египет), так и в смысле духовного возвышения, приближения к Богу (не случайно многие заповеди Торы можно исполнять, только находясь в Стране Израиля).