Путники в ночи
Шрифт:
– Да, наш знаменитый олигарх…
– А почему без охраны?..
– Как же без охраны: вон какой-то мужик ходит по плотине…
– Вадима в Москве несколько раз пытались взорвать…
– Взорвешь такого осторожного…
– Всякий раз он ухитрялся оказаться в другой машине – по телику показывали…
– К отцу приехал…
– Бабка ихняя давно чокнулась, в дурдом хотели отправить, Прохор
Самсоныч не разрешил…
– Простачком смотрится этот Вадим…
– Он может себе это позволить…
– Гляди, Стриж плывет ему навстречу…
– Еще
…
Стриж зашел в воду, поплыл в центр пруда. Встретившись на середине с
Вадимом, начал что-то ему говорить.
Я тем временем сделал коварный ход слоном, после которого ферзь
Игоря оказывался в ловушке.
Две головы над водой: одна маленькая, ершистая, вторая круглая, глянцево сверкающая. Сблизились, словно персонажи детективного фильма, которым приспичило вести секретную беседу посреди водохранилища. Головы мелькали в волнах, терялись в бликах света, болтались, как поплавки.
ГОЛОСА:
– Возьмет да и назначит Стрижа каким-нибудь министром!..
– В Москве своих начальников хватает…
– Что ни говори, а Стриж всю вину за то дело взял на себя…
– О каком деле идет речь?
– Бытовая мокруха…
– Когда-то об этом весь поселок говорил…
– Участковый знал, кто того парня грохнул, однако ничего не сказал…
– Это же Гладкий, старый лис…
– Молчун. О чем его ни спросишь, всегда в ответ готовая милицейская ухмылочка: отвали, мол, пацан! Ни слова не произнесет, зато в глазах вся последняя истина…
– Я слыхал, они братья?..
– Кто?..
– Дед Пехто: Вадим со Стрижом…
– Как братья? Они же совсем разные…
– От разных матерей потому что…
– Прохор Самсоныч знает?..
– В том-то и дело, что нет. Начальство вообще никогда ничего не знает, и понимает только то, что ему докладывают…
– А Вадим?..
– Этот всё знает, у него своя тайная полиция…
– Что же он отцу не скажет?..
– Зачем?..
КУДА ИДЕМ?
На травяном берегу появляется постаревший участковый Гладкий со своим некогда казенным, а теперь уже навсегда “приватизированным” велосипедом, который он по привычке большей частью водит за руль, к которому подвешена сетка с буханкой хлеба. Сетка в одном месте порвалась, и аккуратно перевязана проволочкой. Гладкий даже на пенсии носит темно-синюю форму милиционера шестидесятых годов.
Парни перестают играть, карты в их ладонях растопырились веером. С давним страхом все смотрят на Гладкого: когда-то он гонял их, тогда еще пацанов, из парка, от танцплощадки, натравливал дружинников.
Странная казенная улыбка бывшего участкового пронзает, кажется, весь солнечный день.
ГОЛОСА:
– А этот за каким сюда приперся?..
– Да еще со своим идиотским велосипедом…
– Он всегда был сумасшедшим, однако всю жизнь прикидывается ментом…
– С нашим братом нормальный человек разве справится?..
– А Гладкий по-твоему справлялся?..
– Еще как! Спроси своего батьку, сколько раз сидел он в каталажке по милости Гладкого?..
– Мой батя одной рукой его подымет, другой прихлопнет!..
– Не скажи. У Гладкого мертвая хватка, еще никто не вырвался…
– Зато и хватал он старух с мешком украденной соломы, стариков, помочившихся по пьянке за углом – выполнял план по задержаниям…
– Зачем сейчас Гладкому надо все знать?..
– Хрен его, беса, знает, привычка такая…
…
Бывший участковый сделал болтунам знак пальцем – величавый и в то же время наполненный таинственным смыслом жест. Он требовал тишины, а сам в это время неотрывно смотрел на качающиеся посреди пруда головы
Стрижа и Вадима, будто понимал каждое их слово.
Пловцы разминулись. Стриж поплыл к берегу, размашисто выбрасывая жилистые белые руки, вышел на берег в стороне от пляжа, лег лицом на траву.
Игорь, перестав обдумывать ход, вздохнул и с потухшим взором объявил, что сдается.
– Твоя позиция вовсе не безнадежна! – воскликнул я. – Можно обменять ферзя на две легкие фигуры плюс проходная пешка. У тебя шансы на ничью.
– Не хочу играть… – Голос его потух, Игорь отвернулся, сорвал засыхающую травинку с пушистым колоском.
Вадим вышел на берег в семейных, обвисших от воды трусах, снял их и начал выжимать под черемуховым кустом, не обращая внимания на то, что отовсюду видна его скрюченная фигура. Помочился тут же, за кустом, пахнуло городской канализацией. Бормоча под нос ругательства, с трудом натянул мокрые, плохо отжатые трусы, затем, прыгая то на одной, то на другой ноге, влез в джинсы. На заду брюк появилось мокрое пятно.
Подошел к нам, плюхнулся возле шахматной доски, глубоко вздохнул, взялся доигрывать за сына с виду безнадежную партию. Я тщательно обдумывал ответные ходы, в то время как Вадим почти мгновенно, с легким цоканьем, передвигал по доске фигуры. Он быстро отдал ферзя, пожертвовал проходную пешку, затем развил атаку на королевском фланге, и теперь уже мой ферзь попал в коневую “вилку”. К моему удивлению, Вадим не стал его брать, с помощью легких фигур он загнал моего короля в матовую позицию. Пришлось сдаться.
Вадим удовлетворенно крякнул, пристально взглянул на меня.
Я набрал в грудь воздуха, и задал земляку-миллиардеру вопрос:
– Давно хотел спросить вас, Вадим Прохорович… как вы считаете, в каком направлении будет развиваться российское общество?
Вадим улыбнулся.
– Я куплю этот край и выстрою между людьми отношения, приличествующие новому веку.
– Что-то вроде коммунизма? – уточнил я.
Вадим утвердительно кивнул круглой серьезной головой.
Стриж, севший рядом и задумчиво глядевший на волны, вздохнул: