Путями Ионы
Шрифт:
Теперь немного о характерном. Привычным обитателем екатеринбургской ведуты, разумеется, является рабочий. Это «уральский тип». Как правило, плечистый мужчина с сильными руками. Опишу вкратце его летнюю модификацию. Он спешит к 8 утра, доедая на ходу последний бутерброд и озабоченно глядя на часы. Наполняет собой троллейбусы, автобусы, трамваи, маршрутки, метро. В это время он – повсюду. На нем либо футболка, либо жакет с множеством карманов, джинсы, темная обувь и – непременно! – сумка через плечо. В ней рабочие носят обед, газету или журнал (чтоб не скучать в транспорте), множество разных мелочей, среди которых может затеряться, например, огромный гаечный ключ. Приблизительно с 8–9 часов в Екатеринбурге становится
Рассказы про бомжей, метро и уральских рабочих отнюдь не претендуют на исчерпывающую характеристику города. Это только внешние впечатления. К ним также можно отнести частое использование чугуна во многих сферах екатеринбургской жизни. Он встречает прохожих на старинных мостах, около балконов и крылечек, с готовностью принимает прихожан в церквях, посетителей – в музеях.
Но сегодня увидеть чугун можно все реже и реже. В центре города, на зависть пермякам, выросли огромной высоты здания. Они не только заслоняют солнце, но и заставляют помышлять о бегстве. Из-за чего? Обилие бетона и стекла, отражающего неоновые вывески, вынуждает прежде долго подумать, чем ехать в Екатеринбург. Колоссальные финансовые потоки, проходящие через город, вызывают к жизни подобные «шедевры». Воспитанию вкуса эти потоки, разумеется, не способствуют.
При этом в Екатеринбурге пульсирует активная культурная жизнь. Особенное внимание уделяется современному искусству. Но последнее слово здесь не главное. Поэтому лучше (при наличии в душе благородной тоски по настоящему искусству) ознакомиться с произведениями местных мастеров XVIII–начала XX века, чем глядеть на новейшие шедевры.
Особого внимания заслуживают небольшие деревянные дома, затерянные среди бетонных гигантов. Их прорезные балясины и наличники, профилированные пилястры и кружевные дымники вызывают в памяти сказы Бажова. Кроме того, эти изящные свидетельства прошедшей эпохи наталкивают на крамольную мысль о пагубном характере прогресса, по крайней мере, в архитектуре.
Искусство и – шире – культуру Екатеринбурга нельзя оценивать по столичным меркам. В этом случае она покажется провинциальной и, прямо скажем, бедноватой. Но в этом все и дело, что категории и критерии на Урале – свои. Потому что российская централизация еще не достигла своего максимума.
По этой причине, прежде чем судить об Урале, рекомендуется прожить здесь длительное время. Только тогда перед «изумленным взором» проявится богатая культура края, а уральцы предстанут сильными, талантливыми и гостеприимными людьми. В душе прозвучат слова, написанные на одном из дорожных плакатов: «Урал – опорный край державы».
В Екатеринбурге, как в любом другом городе, есть уголки, пребывание в которых оставляет неизгладимый след в душе и мыслях. Что-то заставляет возвращаться в такие места вновь и вновь. В данном случае речь может идти о Вознесенской горке и ее окрестностях.
Удобнее всего на гору подниматься по улице Тургенева. Милые деревянные особнячки будут кивать своими резными узорами, деревья около сельхозакадемии присядут
Темные аллеи незаметно подведут к главному украшению горки – Вознесенской церкви. Она стала настолько привычным явлением екатеринбургского пейзажа, что сознание отказывается верить в возможность ее отсутствия. Голубым столпом возносится она над городом, и никакие высотки, расположенные рядом, не могут с ней конкурировать.
Церковь типична для Екатеринбурга. Подобный план и декоративные мотивы внимательный взор заметит и на других постройках – ровесниках Вознесенской церкви. Закопченные интерьеры с потрескавшимися иконами – принадлежность многих храмов Урала. Но под низкие своды Вознесенской церкви хочется приходить каждый день. Она – «намоленная». Десятилетиями люди приходили сюда и приносили свои проблемы, просьбы, пожелания, благодарности. Простое, искренне православие шепчет здесь ненавязчивые молитвы, благоговейно протирает святые лики и, тяжело отдуваясь, моет почерневший пол.
Если не обращать внимания на памятник героическому комсомолу, то архитектурный ансамбль Вознесенской горки может показаться довольно монолитным по стилю. Недалеко от церкви торжественно блестят свежеотреставрированные фасады особняка местных богатеев – купцов Харитоновых-Расторгуевых. В темных молельнях этого заводского палаццо вполне вольготно проживало «древлее благочестие». На Урале оно было чревато не только лесным самосовершенствованием, но и катанием летом в санях по специально рассыпанному песку. Переизбыток капиталов – серьезное испытание для любого человека в любые времена.
Около особняка разбит сад. Это – отрада нерадивых студентов, проводящих в нем долгие часы в компании продукции местных пивзаводов. К восторгу пернатых студенты часто оставляют на скамьях хлеб, булки, пирожки, сухари и прочие гастрономические радости учащейся молодежи. Беседка, испещренная надписями на всех уральских диалектах (включая не существующие), привлекает множество Джульетт и их многоречивых Ромео. Жаркие сцены любовных признаний и «околосемейных» ссор приводят в умиление бабушек и дедушек, в изобилии встречающихся в разных уголках парка.
Вознесенская горка дарит разные настроения: элегия аллей переходит в напряженную саморефлексию церкви и «разряжается» в дружеском веселье парка. Это разнообразие обогащается трагедией располагавшегося неподалеку от парка Ипатьевского дома, где произошли небезызвестные события.
Невидимая духовная составляющая присутствует в этих местах и притягивает, словно мощный магнит.
Она была изготовлена неизвестным уральским мастером в середине XIX века. Куски малахита сложены таким образом, что на крышке шкатулки складывается изображение большого цветочного букета. Бутоны и листья вспыхивают яркими каменными красками, им тесно на крышке, поэтому они стремятся преодолеть назначенные им границы. У зрителя возникает ощущение погружения в бездонную зеленую бездну, раскрывающуюся перед его взором.
Зеленые волны текут вдоль краев крышки шкатулки и переливаются на боковые стенки. Причудливые узоры в виде фантастических фигур украшают их. В солнечный день они, эти фигуры, мерцают, горят и переливаются.
На передней стенке шкатулки полосы малахита образуют узор в виде открытых врат, приглашающих зрителя в некое загадочное царство. Замочная скважина окаймляется изящной узорчатой накладкой, состоящей из изображений листьев и пересекающихся растительных побегов.