Путями Ионы
Шрифт:
Оказавшись в Перми, необходимо посетить художественную галерею. Пожалуй, это главная достопримечательность города (расположена в здании бывшего собора). Главное в ней – не русская живопись и не довольно посредственные образцы западноевропейской, а пермская деревянная скульптура. Она удивительна. Пронзительный взгляд святителя Николая надолго останется в воспоминаниях. Святитель, подобно персонажу мооровского плаката, обращается не ко всем, а к конкретному человеку, зрителю. Вопрос его звучит приблизительно так: «А ты, именно ты, стоящий передо мной, что сделал для того, чтоб быть Человеком»? или «Достаточно ли ты строг с собой»? Конечно,
Подобные вопросы часто преследуют меня при восприятии Прекрасного. Каждое высококлассное произведение искусства – зеркало, отражающее, скорее, не эпоху, не автора, а зрителя. Как свет, на котором яснее видны собственные темные пятна. Подобное, как известно, вызывает подобное, и зритель воспринимает только то, что сам выбрал. Но именно вследствие этого подобия возникает взаимодействие, и, следовательно, влияние произведения на воспринимающего.
Красоты природы имеют такое же свойство. Из пермской галереи до берега Камы – ровно 157 шагов. Там – простор. Захватывающие пейзажи имеют облагораживающее действие на человека, на что надеются живописцы всех времен и народов.
Двухэтажные избушки Мотовилихи занесены снегом по плечи. Ветер обрывает неоновые вывески и, визжа, бросает их в сугробы. Бесплотные тени неслышно двигаются по тропинкам, а по сторонам от них вереницы автомобильных огней пробираются к центру города.
Зима пришла в Мотовилиху.
Время остановилось. Лишь изредка оно проглядывает в новостях, заботливо приготовленных кем-то для обывателей. Окормляемые этим невидимым, но могучим волшебником, спокойно почивают жители Мотовилихи около своих телевизоров. Все в порядке: о них заботятся и зима наступила в срок.
Киров
В качестве города – побратима Перми можно назвать Киров (между ними лишь несколько часов пути по железной дороге).
Первое, что видит усталый путешественник по приезде в этот город, – монументальное здание вокзала. Он выкрашено в голубой цвет. У входов и выходов снуют хилые носильщики и алчные таксисты. Милиция зорко охраняет общественное спокойствие, бережет наши бренные тела (за души отвечают другие инстанции).
Город Киров имеет долгую историю. Он менял свои имена и прозвища: поначалу был Хлыновым, потом Вяткой. К числу главных достопримечательностей надо было бы отнести глиняную игрушку, которую делали в Дымковской слободе. Развеселые дамы и чинные господа заполняли местные базары до краев. Но сегодня – как это ни странно – в городе продают по большей части мягкую игрушку. Огромные медведи и слоны в полиэтиленовых пакетах встречают приезжающих и особенно проезжающих. Они уныло глядят своими бесцветными глазами в души детей и сердобольных взрослых, вызывая в памяти сцены из кинофильма «Белый Бим – Черное ухо». Эквивалентом их актерского мастерства становятся нули на банкнотах, переданных продавцам разными избавителями от плюшевого несчастья.
В качестве другой достопримечательности всемирная паутина обычно называет древний Успенский Трифонов монастырь. Хотя он находится в центре города, но, как и все в Кирове, монастырь смотрится расположенным на глухой окраине. От центральной улицы его отделяет большой пустырь, поросший неизвестными классической ботанике растениями. Зато они известны козам и коровам, превратившим этот пустырь в свою козо-коровью Пикадилли и одновременно в место производства молока. В самом монастыре пустынно и поэтому тихо. Аборигены не спешат спасать свои души. Только вороны, использующие соборные кресты в качестве аэродромов, громко сетуют на окружающую действительность.
В Кирове скучно. И это вовсе не метафизическая скука, о которой в свое время писал великий поэт. Можно сказать, что тот поэтический сплин, или тоска, или меланхолия вызваны избыточностью. Избыточностью времени, опыта, событий, или излишней концентрацией мысли, позволяющих обобщать и приходить к выводу о собственной незначительности на фоне грандиозности мира. В любом случае явление, о котором писал поэт, – удел людей много думающих и остро чувствующих. А в Кирове – просто скука. Бытовая. Монотонная. Пустая. Возможно, именно поэтому Киров стал моделью для Герцена при его описании города Малинова (читай, Вятки, то есть Кирова).
Огромные лопухи заслоняют солнце в центре города. На стенах домов местная молодежь признается в ненависти друг к другу и вообще к миру. С кривых фасадов осыпается штукатурка. Худые псы с энтузиазмом делают в проулках свое собачье дело. Голод и тоска блестят в их жутких глазах. Старые троллейбусы с трудом влезают на местные холмы и тонут по брюхо в лужах (вообще Киров – чемпион по лужам). Кажется, даже бомжи здесь менее оптимистичны, чем их братья по несчастью, подвизавшиеся в других городах.
У местного населения есть странная идея-фикс: все в своем городе связать с искусством. Везде, особенно в и на гостиницах,– присутствует слово art: art- hotel, art-автобус, art-галерея, art- просто магазин и т.д.
Но все бесполезно. Ничего не помогает. Всегда получается art-ерунда. Почему? Потому что в Кирове скучно. И порой архискучно. Не веселит даже криво-монументальное здание вокзала, которое какой-то шутник выкрасил в убийственный больничный цвет.
Муром
Признаться, я скучаю по старым советским поездам. По тем поездам, в которых туалеты превращаются в пейзаж с наводнением, а на стеклах дверей в промерзших тамбурах образуются сталагмиты и сталактиты. В таких тамбурах хорошо пить крепкий чай, и глядеть на проносящиеся мимо неизвестные жизни.
Согласно всем законам Вселенной, соседкой по купе оказывается бодрая бабушка, исстрадавшаяся без общения. По этой причине неиссякаемые потоки ее говорливости обрушиваются на близлежащих людей. Последние вынуждены (выбора нет) выслушивать красочные истории из долгой бабушкиной биографии, вполне художественно перемежаемые кулинарными рецептами и сатирическими выпадами по адресу социальной политики родного правительства.
Чуть меньшим злом оказывается проводник. Почему? Потому что его нет. В другом случае, если звезды складываются особенно удачно, он появляется и присоединяется к пассажирам мужского пола, дегустирующим отвратительный портвейн. Дело чаще всего заканчивается песнями, иногда – дракой, но в данной ситуации это совершенно неважно, так как в памяти участников событий при любом исходе останутся воспоминания о времени, проведенном весело и с пользой.
Таким образом, бабушкино красноречие, помноженное на градусы портвейных пассажиров, делают поездку совершенно незабываемой, почти Событием, определяющим дальнейшую жизнь. Поэтому я скучаю по старым советским поездам.