Пьяная Россия
Шрифт:
И никогда, никогда мы с сестрой не понимали друг друга, не дружили, как бывает с девчонками. Я тяжело вздохнула, выглянула во двор. Баянист заиграл плясовую. Отец, красный, как помидор, пошел, вскинув углом руки, грузно присел, раз, выкинул коленце, два и сел на отяжелевший зад. Толпа вокруг зареготала, спотыкаясь друг о друга, кинулись подымать. Отец встал, покачиваясь с бессмысленной улыбкой, врешь, смогу, отодвинул всех и опять пошел вприсядку. Круг, другой, на третьем свалился тюфяком в пыль, закрыл глаза и под музыку, топот, блаженно захрапел. Мужики взяли его, оттащили на травку, пускай отдыхает. Отцу все нипочем, только улегся поудобнее, накушался… мать тоже где-то была, я поискала глазами, но не нашла. Вообще, гостей значительно прибавилось. Какие-то незнакомые люди ходили меж столов будто
– Давай выпьем!
– А давай, дед!
Вцепилась в него, потащила к столу, едва не упали вместе. Налили водки в чьи-то стакашки, уж и неведомо чьи, чокнулись, выпили, расцеловались и пошли в обнимку отплясывать. Хорошо им пьяным-то, все люди у них – братья, сестры, со всеми можно обниматься и целоваться.
Я отошла от окна, пошла бродить по дому. Одно слово, дача, а так дом, как дом. Огромный, о восьми комнатах да еще гостиная в придачу с кухней. Дом деревянный, высокий, самая последняя комната – моя, под крышей, вместо чердака. Я ее сама обустроила, как мне хочется. По деревянной лестнице с изящными перильцами иду к себе. У меня хорошо. Висят под потолком сушеные травы. На стене фотообои с видом моего любимого леса. А возле окошка сосновый столик да мягкая кроватка, чего еще желать? Главное, нет помпезности с громоздкой старинной мебелью, что разбросана по всему дому полусгнившими почернелыми грибами.
Отсюда, из моей светелки не так слышна музыка и топот. И я могу предаться моим любимым занятиям. Вот папка, а в папке рисунки с моим ангелом. Пока я рисую, душевная боль прекращается. Я вся ухожу в карандаш, быстро-быстро мелькает он по бумаге, вот и картинка закончена. В центре я нарисовала себя, а перед собой Аувея, вокруг нас лес.
– Элька!
Мать поднималась ко мне. Быстро, очень быстро засновала по комнате, папку с рисунками сунула под кровать. Тайну души нельзя раскрывать тем, кто над тобой смеется, тем более, не воспринимает всерьез, пусть даже, это и близкий человек.
Мать встала на пороге, улыбнулась во весь рот, блеснули золотые зубы, покачалась с каблука на носок. Пылающий румянец, блуждающий взгляд, тоже пьяна, как все прочие.
– Чего же ты прячешься? Глядишь, и тебя замуж выдадим! – захохотала.
Полные груди так и запрыгали мячиками под праздничной кофтой.
– Пойдем скорее во двор, найдем тебе какого-никакого, кучерявого!
– Хорошо, я сейчас приду!
Скорее бы уж ушла, так нет же стоит, пялиться на меня с кривой улыбочкой, хоть бы соображала чего… Уцепилась за меня и потащила во двор, к пьяным, втолкнула в беснующуюся толпу. И сама полетела, руки растопырила, ногами топает, сплошная несуразица.
Я вылетела из толпы, никто и не держал. Они сами-то на ногах еле-еле стояли, спасались тем, что друг на дружку упирались.
Пошла прочь со двора, а то опять мать бы нашла, потащила бы знакомиться с каким-нибудь пройдохой и пьяницей…
В березовой роще царила тишина и безлюдье, конечно, все соседи по дачам отплясывали на свадьбе у моей сестры. Поэтому, я безбоязненно прилегла посреди высоченной травы. Надо мной плыли по голубому будто умытому небу белые облака и слегка покачивали верхушками березы, я закрыла глаза, скоро задремала. Сквозь сладкую дрему услышала легкий шелест, словно ветер потихоньку дунул. В то же мгновение, кто-то легко дотронулся до моей руки. Я тут же поняла – это он, мой родной, теплый ангел. Сразу проснулась, кинулась к нему и… счастливый смех Вовки Стрижа привел меня в чувство:
– Не знал, что ты меня так любишь?!
Смотрел на меня растроганно, смаргивая с ресниц случайную слезинку.
А я крепче крепкого обнимала его удивляясь самой себе, как я могла спутать его с Аувеем? Почему? Как могло возникнуть ощущение до сих пор мне неизвестное, родного нечто, нечто самого желанного в мире? И почему это ощущение возникло в отношении Вовки? Аувей и Вовка, Вовка и Аувей? Догадки толпились у меня в душе, смутные предположения…
Но Вовка поцеловал меня и поцелуй его нежный-нежный, отдающий привкусом сгущенного молока, отчего-то понравился мне. А Вовка улыбался, счастливый и говорил, не умолкая про то, как моя бабка собрала его в дорогу, как уложила для меня пирожков и шанежек, как он ехал и ехал, а доехав, все искал посреди свадьбы, пока не догадался, что меня надо искать у деревьев, где-нибудь в роще. Он все болтал, а мне по-человечески хорошо стало в его объятиях и уютно так, как не бывало еще никогда…
Что сказать… Больше я не видела Аувея, только однажды услышала историю про ангелов, живущих в деревьях. Узнала, как они, в принципе опасны для людей. Потому-то и взбеленилась моя бабка, что Аувей захотел бы, непременно захотел бы забрать меня с собой и, стало быть, я бы умерла для этого мира, покинула тело. И неизвестно еще была бы, я счастлива живя с ним после смерти, как лесная нимфа в дупле какого-нибудь дуба, ведь я Аувея совсем даже не знала… Но, иногда, бывает, в толпе людей увижу знакомые черты, усталый взгляд и сердце сжимается в радостном предчувствии любви, он или не он? Ау, Аувей, отзовись!
Аггел
1
С картины на меня смотрел высокий красивый мужчина лет тридцати пяти. Его взгляд неотступно следовал за мной, куда бы я ни шагнула. В комнате совершенно некуда было от него деться. В синих глазах таилась печаль и доброта. На тонких губах играла грустная улыбка. Во всей осанке чувствовалась порода, видимо, он был представителем, так называемой голубой крови, из князей, графьёв или еще кого. С удивлением рассматривала я чудесный портрет. Золотистая рама из дерева запылилась, где-то на шкафу нашлась тряпочка, протерла тихонечко и само полотно. Для этого мне пришлось пододвинуть к картине стол, портрет был огромен, от пола до потолка. Казалось, нарисованный мужчина вполне может вышагнуть оттуда, но все оставалось, как и должно было быть, и не иначе…
Между тем, в доме помимо портрета пылилась кое-какая старинная мебель: крепкий комод, бельевой шкаф, большущая кровать. Предыдущие хозяева почему-то все это не взяли, хотя, по правде говоря мне сказали в агентстве недвижимости, что давным-давно никто тут и не проживал, что, мол, все перемерли, только дальний родственник какой-то остался, он и продал жилище.
Я покружилась по дому, обдумывая будущий ремонт и отчего-то опять вернулась к портрету. На меня глядели вполне живые глаза нарисованного мужчины, даже передернуло, мурашками покрылась кожа рук. Я встряхнула головой, чепуха какая-то, отогнала от себя страх и нарочно осталась на ночь в доме. А что? Дом купила я для себя, он мой и точка. И бояться тут нечего, как же жить в нем, ежели боишься? Честно, всю жизнь я мечтала убежать от родителей из душной городской квартиры куда-нибудь на окраину, в деревянный домик с огородиком, пускай без удобств, пускай с печкой, пусть. Отец меня одобрял, он и дом присмотрел, ходил с агентом по недвижимости, щупал деревянные балки, не худые ли… Сама я была в собственном, моем собственном жилье, шутка ли! – Впервые.
Из одной комнаты передвинула кровать в комнату с портретом. Кровать катилась легко, колесики действовали исправно. Пропыленный матрац свернула вдвое, получилось этакое кресло. Взобралась с ногами. Быстро темнело, а электричество в доме отсутствовало, надо было еще с электриками договариваться, что-то там тянуть, какие-то провода… В комоде нашлись две стеариновые свечки, поставила обе на старые растрескавшиеся блюдца, на пол. Желтый свет свечей разгорелся на удивление ярко, я даже удивилась, не знала, что свечки могут светить так сильно, буквально, как нормальные лампочки, во все углы. Портрет, между тем, ожил. Причудливые тени шевелились и мне казалось, что и он там, нет-нет да и шевельнется, разомнет уставшие плечи, поведет влево-вправо головой, потрет занемевшую шею. Я вздрагивала и впивалась усталым взором в портрет, нет, как будто все оставалось прежним… Между тем, сон дышал мне в лицо, упорно прикрывал мне веки ласковыми ладошками, очень хотелось расслабиться и поспать да и что там! Портрет есть портрет, а свечи догорят и погаснут. Желание вздремнуть оказалось сильнее моей неугасимой противоречивой натуры и я заснула.