Пьяная Россия
Шрифт:
Тотчас мне приснился портрет и он… Увидев, что я заснула, он живо сошел с картины, подошел ко мне, наклонился, рассматривая. Легко, тонкими пальцами дотронулся до моих губ. С удивлением погладил по голове, рассматривая цвет волос, белый. Прическа у меня была не короткой, не длинной, по плечи, но пышные, совершенно свои волосы, не знавшие краски были тонки, так что отращивать дальше не имело смысла, всегда путались… Между тем, он взял меня, спящую, на руки и бережно прижимая к груди, шагнул в портрет. Сразу же что-то невообразимое напало на меня, дикое, не поддающееся никакому описанию, ни с чем не сравнимое смятение, такое сильное, что сдавило мою душу, как тисками… Я вырвалась
– Эличка! – прозвучало в тишине ночного дома.
Дыхание у меня прервалось, крик застрял в груди, но то не был страх, а лишь нечто похожее на отчаяние.
«Как глупо! Попалась!» – кричал кто-то внутри меня.
Зацарапалась в двери, никак не могла открыть, а позади что-то происходило и свеча, которую я затушила, зажглась сама собой. Тень, чья-то тень появилась на стене комнаты. Кто-то взял свечку и тронулся ко мне, кто-то, кого не могло быть, не могло… я тихонечко подвывала, на большее меня не хватало, дверь никак не открывалась. Наконец, я сообразила, что толкаю ее, а надо бы наоборот потянуть на себя. Между тем, драгоценное время было упущено. Как во сне, отказываясь верить в происходящее, едва не сходя с ума, я увидела, как со свечой в руке из дверей комнаты, где я только что ночевала, вышел тот самый мужчина с портрета. Едва соображая, я прошептала:
– Мамочки!
И собираясь с силами, отгоняя навязчивое желание грохнуться в обморок, стала шептать с трудом вспоминаемые слова молитвы «Да воскреснет Бог!», которые запомнились как-то сами по себе еще в детстве, услышанные мной от моей верующей матери.
Однако, молитва не действовала, мужчина, как ни в чем не бывало, сделал несколько шагов и, неожиданно, быстро, оказался прямо передо мной. Удивленно, позабыв почему-то все слова молитвы, смотрела я на него…
Он был вполне живым, необыкновенно высоким, выше двух метров ростом, статным, хорошо сложенным мужчиной. Взор голубых глаз по-прежнему, как на картине, был печален и добр.
– Не надо бояться, – сказал он спокойно.
И отчего-то покой и безмятежность тотчас же охватили мою душу. Я расслабилась и позабыла как-то, что имею дело с нарисованным портретом. Между тем, он опять дотронулся до моих волос, до лица моего. Тепло его руки совсем сбило меня с толку.
– У тебя нежная, наивная душа, – опять заговорил он. —
такие души любят пожирать вампиры из людей. И у тебя будет муженек-упырь, – сокрушался он, качая головой, – он бросит тебя с ребенком, но перед этим так наиздевается над тобой, так измучает твою душу, что ты рада будешь своему одиночеству. Рада будешь тащить ребенка сквозь время самостоятельно, а муженек твой, меж тем, сожрет несколько жизненных сил у других женщин и одну загубит, умрет она…
– Нет, – покачала я головой упрямо, – я не собираюсь замуж. Был у меня жених Вовка Стриж, смешной и добрый человечек, но погиб он, сшиб его пьяный нувориш на иномарке и я решила, никогда, никогда не выйду замуж, ни за кого…
– Ты и не заметишь, как он появится в твоей жизни, – грустно улыбнулся он, – сведет тебя с ума, любовь – это ведь умопомешательство. Родители твои будут твердить тебе, что он пьяница, что ноги об тебя вытрет, пропьет твою душу, а ты со своим неистребимым упрямством и наивностью не поверишь им и будешь верить в него, будешь верить в его ложь.
Я упрямо мотала головой, напуганная перспективой своей жизни. Но он отдал мне вторую свечу и положил обе ладони на мой пылающий противоречиями лоб. И тогда, я ясно увидела свою свадьбу и пьяного мужа, которого мгновенно узнала. Действительно, мне был знаком этот человек, его звали Валеркой Терпеловым. Старше меня на тринадцать лет, он жил своей жизнью очень известного в Ярославле журналюги и верстальщика. То, что он попивал «горькую» я знала, но представить себе свадьбу с ним и дальнейшую совместную жизнь никак не могла. Все это было невероятно. Однако, я ясно увидела, что сблизимся мы после моего перевода в газету «Юность», где он и работал. Действительно, я подумывала об этом переводе. Далее, довольно резко я увидела свою могилу и серенький памятник с датой смерти, получалось, что умру я уже через пять лет…
– Хочешь, ты такой жизни и смерти? – спросил он, сочувственно заглядывая мне в глаза.
Слезы сами собой потекли у меня по щекам. Я помотала головой:
– Что же делать? – спросила я у него, недоумевая.
Душой, ясно, я поняла, все увиденное в будущем, истинная правда.
– Попробуй нарушить ход событий, – посоветовал он мне, – пойди в эту редакцию прямо сегодня, подойди к нему и ударь его со всего маху в лицо со всей ненавистью за свою раннюю смерть и за загубленную жизнь вашего ребенка, он ведь в детский дом попадет…
– Но почему? У меня же есть родители? – возразила я. – Они – люди порядочные, совестливые, они «поднимут» его.
– Нет, они умрут сразу же после твоей смерти, не смогут перенести горя твоего отсутствия в этом мире рядом с ними, а ребенок после детдома попадет в тюрьму и сгинет. Родители же мужа твоего – слабоумные, бездушные люди вообще не заметят твоего появления в жизни их сына. Ну, а о сестре твоей говорить не приходится, скрытная, завистливая ее душонка не позволит ей взять обузой племянника, ни к чему он ей будет…
Ярость, гнев, смятение чувств, все сразу охватило меня и я, с трудом справившись с собой, твердо поглядела ему в глаза:
– Я сделаю так, как ты советуешь…
2
В то же утро, я пришла в редакцию «Юности», где работал мой будущий муж. Гнев прожег мою душу, когда я увидела сытое, довольное лицо этого человека. Болтая ногами, он сидел на краю письменного стола и разговаривал о чем-то пустом со своими коллегами по перу. Не долго думая, я подошла к нему и не успел он обратить на меня внимание, как ударила его сжатым кулаком прямо в нос. От неожиданного нападения он завалился на бок. Товарищи его кинулись ко мне, мешая ударить еще раз, схватили за руки. На их испуганные крики я сбивчиво, но с большою силою ответила, что этот нелюдь, этот Валерка Терпелов, сломал мою жизнь и я не намерена умереть через пять лет от того, что этот гад бросит меня с ребенком на произвол судьбы.
– Пьяница! – выкрикнула я ему в лицо.
Испуганно вытирая кровь, он смотрел на меня непонимающим, ничегошеньки непонимающим взглядом.
– Вампир! – кричала я, вырываясь из крепких рук окруживших меня журналистов. – Не смей никогда вмешиваться в мою жизнь! Убью! Убью, сволочь!
Он был совершенно повержен. А окружающие, что-то понимая, зашумели на него, мол, зачем так-то, как-то надо было по-человечески с девушкой-то обращаться. На что мой будущий супруг лепетал нечто невнятное, тряс головой, как бы пытаясь избавиться от наваждения, растерянность сквозила во взгляде его болотных глаз.