Пять баксов для доктора Брауна. Книга 3
Шрифт:
Коммерсант сунул руки в карманы брюк.
— Так что же, черт возьми…
— Выньте руки из карманов, — сказала она. — Я же говорю: у меня деловое предложение.
— Излагайте, — усмехнулся коммерсант, — свое предложение.
Эдна влезла на поручни и там уселась — так ей было удобнее смотреть ему в лицо.
— До моего совершеннолетия еще семь лет, — с досадой начала она.
— И что?
— Я, конечно, понимаю, что выгляжу, э-э-э… — мисс миллионерша почесала ухо. — Ну… Но зато папа даст за мной приданое — никуда не денется. Вам
У Саммерса дрогнул подбородок. Потом он потер глаз. Потом фыркнул. И, наконец, рассмеялся в голос.
— Представляю, — выговорил он. — О, представляю!
— Минуточку-минуточку, — Эдна тоже засмеялась и потянула его за лацкан пиджака. — Ничего вы не представляете. Папа в этом смысле находится в полной неопределенности. Я сама слышала. Они говорили с мамой: в полной неопределенности. Ну, потому что за кого меня выдавать? За кого-нибудь из королевской фамилии? Разбежались. Ловить какого-нибудь нищего лорда или графа, готового обменять титул на наличные — унизительно, скажут, что папа нувориш. За такого же магната-нефтепромышленника? Как бы не так. За торгаша? Папа скорее голову даст на отсечение, он так и сказал. Вот если бы я родилась мальчиком, тогда другое дело: он передал бы мне бизнес. Ну, и что получается?
— Так что, выходит, если вам приглянется шофер, садовник или охранник…? — изумленно выговорил коммерсант.
— Ага.
Саммерсу понадобилось время, чтобы прийти в себя.
— Да ну вас, — он даже махнул рукой, прогоняя эту дикую галлюцинацию. — Вы не понимаете, что говорите. Вы хоть подумали, что когда вам исполнится двадцать один, мне уже будет сорок?
— Тридцать четыре, — поправила она.
— Сорок, сорок, — он усмехнулся. — Ну, как?
Эдна долго думала.
— А, не имеет значения, — проговорила она. — Я хочу сказать, это, конечно, плохо, но ничего не поделаешь.
— Э-э, вот что, — протянул он. — Я ценю вашу хватку, мисс Вандерер. Но…
— Так. Вы мне отказываете, что ли?
— Да. Не перебивайте.
Коммерсант не зря высоко оценил деловую хватку юной особы: она привела самый весомый аргумент, который был в ее распоряжении: заревела.
— Эдна, — он вынул платок, вытер ей глаза, нос, а потом неожиданно заткнул им рот мисс миллионерши и прикрыл сверху ладонью, — нет, черт возьми, вам все-таки придется меня выслушать!
Но тут он спохватился.
— Стоп! А что вы ели-то все это время?
Девица, как была, с заткнутым ртом, предъявила несколько банкнот.
— Отлично, — успокоился коммерсант. — Так вот. Э. Черт бы вас побрал, вы меня сбили. На чем я остановился? А! Я говорю, вы зря про, э-э-э, свою внешность. Какой-нибудь год, может быть, два — и… да не ревите, я знаю, о чем говорю!
Но паршивка только ревела и мотала головой.
— Честное слово, — уговаривал коммерсант. — Это просто такой
Теперь она ревела и кивала.
— Вы почувствуете, что красивы — и все изменится.
(«Нет! Нет!»)
— А я говорю, изменится! Пройдет время — и вы будете со смехом вспоминать эту историю. Честное слово. Повзрослев, вы даже не вспомните моего имени!
Рев перешел в рыдания.
— Ох, — сказал коммерсант и позволил ей выплюнуть платок.
— Я всегда буду помнить ваше имя, — выговорила юная особа.
Саммерс едва не схватился за голову.
— О, господи, — пробормотал он. — Эдна, ну что за ерунда. Вы же ничего обо мне не знаете. Вы не знаете даже моего настоящего имени.
— Разбежались! — девчонка отобрала у него платок, чтобы высморкаться. — Я все слышала. Ваша настоящая фамилия — Саммерс?
Коммерсанту хватило одного мгновения — он умел быстро принимать решения.
— Да, меня зовут Саммерс, — произнес он. — Джейк Саммерс. И я не занимаюсь животными. Я жулик. Вся эта история была устроена, чтобы похитить у вашего отца мумию. Понимаете?
— Какая разница! — девчонка дернула носом. — От папы всем чего-нибудь надо. Он хотел свистнуть мумию у Службы древностей, вы — у папы, обыкновенное дело.
Она вдруг запнулась, вытирая лицо.
— Так, значит, — ей пришлось задрать голову, глаза в ужасе распахнулись, — того ралли в Гвиане не было? Вы что, не стреляли в анаконду?
— Отчего же не было, — пробормотал он, готовый откусить себе язык. — Было. Но это… то ралли тоже было нечестное дело. Эдна! Я же говорю: я жулик. Мошенник. Шарлатан. Таких, как я, нельзя подпускать к себе на пушечный выстрел!
Но девчонке было хоть бы хны.
— Нет, а анаконда? Она была? Была, да? Ну, была?
Саммерс перевел глаза на пароход. Фокс, внимательно наблюдавший за ними, исчез — как исчез и профессор. Последние пассажиры спешили занять свои места, и, кажется, никому теперь не было до него дела. Как вдруг сквозь портовый гам прорвался шум мотора. Сначала одного, потом второго, за ним третьего, четвертого — и вот, наконец, в порт ворвались таксомоторы — один за другим. Из машин повыскакивали репортеры.
— Папа, — с досадой проговорила Эдна, закрываясь от магниевых вспышек. — Он уже здесь. Слушайте, эй! Да перестаньте вы туда пялиться! Поцелуйте меня!
— Чего? — поперхнулся коммерсант. — Эдна, вы сдурели.
— Но ведь больше мне ничего не светит? — резонно заметила маленькая большая девочка. — Целуйте, сейчас начнется!
Он молчал.
— Ну, пожалуйста, пожалуйста, поцелуйте меня! — умоляла Эдна Вандерер.
Он взял ее за плечи и развернул так, чтобы она оказалась к камерам спиной, но репортеры осадили со всех сторон. Еще несколько вспышек — и камеры замерли в ожидании.
Коммерсант взвесил, что можно сказать, не сказал ничего и только покачал головой.