Пять ночей. Вампирские рассказки
Шрифт:
Он потянулся, как кот, сжал и разжал пальцами длинный ворс ковра в такт словам,
и я быстренько поверила.
— Но Уильям человек, значит, ест то же, что и я. А обслуга появляется днем.
Значит, мы можем встретиться в ресторане гостиницы — здесь же он есть?
— Ну естественно…
Взгляд Демона все меньше мне нравился, тепло уходило, будто от сквозняка.
Внезапно я поняла, что совсем не контролирую ситуацию, я не могу ничегошеньки,
ни
— Знаешь, Дагни…
— Только ради Бога, молчи, если хочешь сказать, что я молодец, — сказала я поспешно. — Или что удивлен наличием у меня мозговой деятельности.
Он вдруг поднялся на ноги, и я подскочила следом, потому что стать настолько ниже его даже в росте было довольно жутко.
— Я хотел сказать, чтобы ты оставила себе рубашку. А твоя идея — с чего ты взяла,
что я вообще захочу ее комментировать? Она примитивна. Ведь еду можно заказывать в номер. Удачи.
— Спокойного дня, — пробормотала я в унисон с захлопнувшейся дверью. Уф. Надеюсь,
что утро хоть немного мудрее вечера. Хоть чуть-чуть.
А курить все же охота…
Все, что тебя касается,
Все, что меня касается,
Все только начинается.
Я разодрала глаза часов в десять, не проспав и пяти часов, но у меня был повод.
Я вспомнила, где видела Уильяма. На фотографии в альбоме Алана, я была почти уверена, а если так, то «круглость» земли меня иногда просто поражает.
Еще до нашей встречи Алан был самым молодым бостонским мародером, то есть дневным убийцей вампиров, и состоял в элитном отряде Лучших Семи. Тогда ему было всего восемнадцать. Потом, когда отменили «Бизнес-ланч», закон, позволяющий вампирам охотиться три часа после полуночи, а людям — убивать их три часа пополудни, мародерство на время заморозили… и вскоре упразднили, приветствуя частичную легализацию нежити. Теперь они имели право на собственность, платили налоги, довольствуясь при этом донорскими пунктами, давно прошедшими закалку в епархии Пенни и Данте. Частичной легализация называлась потому, что все разборки,
касающиеся вампиров, — и суды, и казни — производились только их верховной властью, не людьми. И производились неплохо, судя по вполне сносной дисциплине.
Так называемое «Правило Перл», введенное в обиход бывшим Мастером Чикаго еще в середине прошлого века, ограничивало их численность, а лучшего и желать нечего.
Не знаю, насколько сыты волки, но овцы могут чуть расслабиться.
В общем, до того, как папа все нам рассказал (а еще до того, как Джимми познакомил нас с родителями своей будущей жены), я считала, что Алан — самый необычный человек в моей жизни.
— Слушаю, — раздался голос Алана, и у меня заскребло в горле.
— Привет, — еле-еле подала я голос. — Как
— Что-то случилось?
Алан знал меня как облупленную. Неужели? Неужели я не могу позвонить просто так?
Нет?
— Все в порядке, меня… в общем, я в командировке. Слушай, когда ты был в
Лучших Семи, с вами работал Уильям?
— Макбет, — ответил Алан, так тихо, что я не могла оценить, как больно ему сделала. Блин, не могла позвонить просто так! — Да, он был с нами, друг Джейсона.
Первого из Семи.
— Я помню.
— Там темная история какая-то. В ту ночь незадолго до того, как распустили Семь
Лучших и всех мародеров, много наших пострадало — Джейсон, Сэм, Кэтрин… И Уилл тоже, говорили, что он был на каком-то задании и не выжил… А почему ты спрашиваешь?
— Да тут надо, для статьи… Что он был за человек, Алан?
— Нормальный парень. Не фанатик. Не знаю вообще, убил ли он хоть одного… мы все были под влиянием Джейсона, а он, его лучший друг, — нет. А вообще мы мало общались.
— Спасибо тебе большое, Алан. Я позвоню.
— Хорошо, — сказал он, а прозвучало это как «не позвонишь». — Ты еще не сломалась?
— Нет, — сказала я, а потом поняла, что он о сигаретах.
Я повесила трубку. Что я здесь делаю? Вместо того чтобы быть с единственным человеком, который меня понимает и любит, заботится обо мне, гонюсь за какой-то сенсацией, сижу в Богом забытом месте на краю географии в окружении чудовищ и пытаюсь трезво мыслить. Дай Бог, получится.
В одном я могла собой гордиться — Уильям был в ресторане, в полном одиночестве.
За стойкой скучал обычный человеческий бармен, на которого в отсутствие более важных проблем я с удовольствием обратила бы внимание. То есть не в этом веке.
— Можно сесть, Уильям?
Он кивнул.
— Да, пожалуйста.
Больше всего я опасалась, что сейчас он замкнется в себе, и мне останется только слопать свой завтрак и уйти восвояси. Но враждебности пока не чувствовалось, и я приободрилась.
— Меня зовут Дагни.
— Зачем ты здесь? — неожиданно спросил он.
Я не знала, как с ходу ответить, но официант (тоже человеческий) подал мне меню,
и пришлось прерваться. Это дало мне немного времени.
— Пишу статью.
— Правда?
Он отложил вилку, и я заметила, что глаза у него совсем не темные. То есть темные, но серые, а не карие. И острые. Очень острые.
— Мой жених тебя знает. Алан Форман.