Пять сетов
Шрифт:
Совсем не так представлял себе Жан разговор с Женевьевой. Он полагал, что они будут одни. Думал, что сумеет найти слова, чтобы признаться ей в своих чувствах, чтобы убедить ее принять решение. Теперь же Рафаэль тут как тут. И не уйдет. У него своя машина, и он предложит Женевьеве отвезти ее потом домой.
— Вам не следовало выходить из дому, друг мой! Ведь вы обещали мне. Думаю, вы отдаёте себе отчет в том, какая ответственность ляжет на ваши плечи завтра?
— Я не нуждаюсь в вашем напоминании! — резко отвечает Жан.
— Боюсь, что, к сожалению, нуждаетесь! Скажите ему сами, Женевьева!
Она хорошо знает, что он привел ее сюда, потому что хотел с ней о чем-то поговорить. Должно быть, она знает даже о чем. Но Рафаэль тут— и удобный момент прошел. Придется отложить до другого дня. На когда?
То же думает и Жан. Но он решает, что это должно, как он поклялся себе, произойти сегодня. Он смутно чувствует, что удачный момент безвозвратно уходит. Рафаэль пропускает мимо ушей его язвительные слова и как ни в чем не бывало продолжает:
— Дорогой мой, избегайте всего, что способно привести вас в нервное состояние. Оставьте этот джин! Он не больно-то способствует вашему удару справа. Я отвезу мадемуазель Перро домой.
— Нет,— цедит Жан сквозь сжатые зубы.
Итак, открытого конфликта, скандала не избежать. Все трое знают это теперь. Рафаэль, чувствуя себя сильным благодаря полуобещанию, которого он добился в тот вечер, думает, что может воспользоваться случаем, чтобы поставить точки над «и». С издевкой и немного фатоватой усмешкой он заявляет:
— Могу ведь я остаться с ней, раз мы — вам-то можно сказать, это еще не официально,— раз мы жених и невеста?
Жан вскакивает. Он не обрушивается на Рафаэля с руганью. Не говорит: «Вы лжете». Не задает он вопросов и Женевьеве, не спрашивает ее: «Это правда? Так ли это в самом деле?» Он только встает. Вся кровь отхлынула у него от лица, и внезапно, без слов, он поворачивается и идет к выходу.
— Жан!— вырывается у нее. Он не оборачивается.
— Жан!— несется ему вслед.
Но он как будто и не слышит. Он уже отворяет дверь на улицу. Тогда она срывается и, бросив Рафаэля, устремляется за Жаном. На тротуаре, среди прохожих, она догоняет его и идет с ним рядом, не отставая:
— Послушайте, Жан!.. Мы еще не обручены, Рафаэль и я... В общем, еще пока нет...
Он не говорит ей о своей любви, не упрашивает ее. Он широко шагает, и ей трудно угнаться за ним.
Есть что-то смешное в том, как для того, чтобы говорить с ним и не отставать, она должна почти бежать. Да и слова излишни. Один его вид: ни кровинки в лице, со сжатыми кулаками — говорит о всем значении происходящего.
— Жан... Клянусь вам, я еще не приняла решения!.. Я не способна так быстро решиться ни на что! Рафаэль, правда, просил меня выйти за него замуж. Но я дам ответ не раньше... не раньше, чем мы возвратимся из Австралии. Три месяца... Впереди три месяца!.. Прошу вас!..
— Вы ведь знаете,— говорит он,— что эти три месяца он-то, во всяком случае, проведет возле вас, тогда как я...
— Но вы тоже!..
— Никакой уверенности в этом нет!
— Вы выиграете этот полуфинал и поедете, чтобы отобрать кубок.
— А если не поеду?
Она умолкает. Ей не хочется брать на себя никаких обязательств. Она не уверена в своих чувствах. Он резко останавливается, круто оборачивается, схватывает ее за плечи. На пороге бара он замечает Рафаэля, вышедшего за ними вслед и пытающегося разглядеть, что происходит. Но он не идет за ними. Впрочем, Жану наплевать на него, как наплевать и на любопытствующих прохожих, которые, проходя мимо них, замедляют шаг, прислушиваются. Что ему!
Никому, даже Рафаэлю, нет дела до драмы, разыгрывающейся между ними. Это касается только их обоих. У Жана нет никаких прав на Женевьеву,— он никогда не признавался ей в любви. Но он убежден, что она «знает», и почти жестоким, яростным взглядом впивается в ее глаза. Взволнованно он произносит:
— Я думал, никто никогда не встанет между нами, не сможет заменить для одного из нас то, чем другой является для него! Прошу вас сделать выбор немедленно! Хочу, чтобы вы дали мне слово: если я проиграю этот полуфинал и не поеду в Австралию, вы откажетесь от поездки!
Взбешенная, она вырывается. В самом деле, он от нее требует слишком многого! В конечном счете, она ведь сама себе хозяйка. По какому праву этот парень, никогда ничего не говоривший ей о своей любви, предъявляет к ней требования, приказывает? Пусть пытает свое счастье, как Рафаэль!
Жан не обманывается. Он знает лишь одно: если она сейчас же не даст слова, он потеряет ее. Знает он и то, что у его команды нет и тридцати шансов из ста побить американцев. А если его команда потерпит поражение, заодно он лишится и Женевьевы. Это так же математически верно, как дважды два — четыре. Да и Рафаэль мужчина. Он на двенадцать лет старше Женевьевы. Такой мальчишка, как он, Жан, даже при всей его моральной чистоте не под стать противнику, который имеет за собой опыт, а главное— будет неотлучно с ней. Если бы Женевьева осознала, что любит его,— Жан не сомневается, что в действительности это так и есть, уж очень много моментов, проведенных в совместной борьбе, подтверждают это!— она бы сказала «да» не споря.
— Нет!— почти кричит она.— Не терплю принуждения! Я поеду в Австралию!..
— Даже если я останусь?
— Что бы ни было!
— Вы хорошо подумали?
Они злы друг на друга. Каждый замыкается в себе, затягивается в броню. Ни один не хочет уступить. Он требует — она не терпит, чтобы он чего-то требовал. Часто люди расходятся из-за меньшего. Он так молод и не понимает, что вот так и расстраивают себе жизнь!
Рафаэль остается в отдалении и не вмешивается. Он ждет. И не в том дело, что он очень уверен в себе, но ему известно многое, чего не знают еще эти дети.
— Если вы не обещаете мне, Женевьева... — почти выкрикивает отчаявшийся юноша.
Но она уже встала на дыбы:
— Что за манера!
— Это ваше последнее слово?
— Другого и не ждите!
Теперь она поворачивается спиной к нему и возвращается к бару, к Рафаэлю, ожидающему ее у входа. В глазах Жана это приобретает значение, которого она не желала придать этой сцене. Он кричит: «Прощайте!» — и стремительно удаляется. Жан долго блуждает, прежде чем возвратиться к Гийому, который с беспокойством уже больше часа поджидает его.