Пятьдесят на пятьдесят
Шрифт:
Психические заболевания производят очень тяжелое впечатление на окружающих, я был просто в ужасе. Физические болезни обычно проявляются в форме зримых симптомов: сыпь, высокая температура. И почти всегда пациент испытывает боль или дискомфорт, о которых может рассказать.
Но болезни мозга различить и определить не так-то просто, физических индикаторов не существует. С виду больные выглядят точно так же, как и прежде, и, как в случае с Софи, не осознают, что больны. Им их поведение кажется вполне нормальным и логически оправданным. Это все остальные в их глазах сумасшедшие, хотя бы потому, что осмеливаются предложить помощь психиатра.
Планы на семью, которые я некогда строил, рухнули окончательно и бесповоротно. Маленькая спаленка давно превратилась в кабинет и кладовую, и, похоже, в ней уже никогда не появится детская кроватка и плюшевые медведи — по крайней мере, до тех пор, пока мы с Софи остаемся владельцами этого дома.
И дело не только в том, что Софи была больна и не смогла бы нормально ухаживать за ребенком. Существовал риск, что беременность может вызвать гормональный всплеск, и это уже окончательно погрузит ее в пропасть, из которой никогда не выбраться. Послеродовые депрессии случаются даже у нормальных матерей, что же тогда говорить о Софи? И потом, что бы там ни твердили все эти профессора и психиатры, как бы ни успокаивали, всем известно, что психические заболевания передаются по наследству. И мне вовсе не хотелось произвести на свет ребенка с маниакально-депрессивным психозом. На протяжении десяти лет я наблюдал ужасные и необратимые изменения в характере и поведении прежде такой живой, веселой и остроумной молодой женщины. И мысль о том, что то же самое может случиться и с моими детьми, казалась просто невыносимой.
Наверное, я до сих пор любил Софи, хотя после пяти месяцев вынужденной разлуки порой сомневался в этом. Нет, за эти месяцы выпадали и светлые моменты, но они были редки, и по большей части мы существовали точно в забвении, в затянувшейся паузе, в ожидании, что волшебник взмахнет палочкой — и все вернется на круги своя самым чудесным образом.
Да, период в жизни выдался трудный. Усугублялся он и поведением родителей Софи. В свойственной им категоричной манере они обвинили меня в болезни дочери. Я же молча проклинал их за то, что вовремя не сумели отговорить дочь выйти за меня замуж. Врачи не знали, сыграл ли этот фактор определенную роль в ее заболевании. Но уж то, что замужество ей не помогло, — это точно.
Элис, младшая сестра Софи, считала меня святым — за то, что я терпел жену все эти годы. Но что еще я мог поделать? Софи же не виновата в том, что заболела. Какой муж бросит жену, когда она находится в столь ужасном беспомощном состоянии? «В здравии и болезни, — поклялись мы, — пока смерть не разлучит нас». Возможно, иногда думал я, смерть является лучшим выходом из этой кошмарной ситуации.
Я отогнал от себя все эти мрачные мысли, вошел в дом и отправился прямиком в постель.
Четверг в Аскоте был днем розыгрыша Золотого кубка. Он также назывался Дамским днем, поскольку каждая явившаяся сюда представительница прекрасного пола чистила перышки, надевала лучший наряд и самую экстравагантную шляпу, которую бы ни за что не надела в другом месте и в другое время.
В этот четверг солнце тоже решило проявить себя и ослепительно сияло на чистом голубом небе. Шампанское лилось рекой, закуски, дары моря, подвозились целыми трейлерами. Все было готово к самому зрелищному дню скачек. Даже я, циничный брокер, ждал его с надеждой и предвкушением — вдруг удастся заработать на нескольких темных лошадках?
— Ну, как вижу, в другую дверь не врезался? — спросил меня сосед Ларри Портер, возившийся со своим оборудованием.
— Нет, — ответил я. — Вчера вечером на парковке дверей не наблюдалось.
Он усмехнулся.
— И все это ради вчерашней наличности в несколько десятков фунтов. — Он потер руки. — И какой идиот решил ограбить тебя во вторник, вместо того чтоб вчера, с полными карманами денег? Вот кретин!
— Да уж, — тихо ответил я и в очередной раз усомнился, что это было именно ограбление.
— Будем надеяться, что и сегодня уйдем с полными карманами, — с улыбкой сказал Ларри.
— Ага, — ответил я, но мысли мои были далеко.
Нас с Ларри Портером нельзя было назвать друзьями. Честно говоря, у меня вообще не было друзей среди букмекеров. Мы были конкурентами. Многие игроки считали, что между ними и букмекерами идет постоянная война, но на самом деле по-настоящему отчаянные войны разыгрывались между букмекерами. Мы боролись не только за каждого клиента, самые грязные и беспощадные схватки развертывались в нашем кругу, во время ставок и определения расценок, и каждый из кожи лез вон, чтобы переплюнуть своего соседа. Так что особой любви между нами никогда не наблюдалось, хотя Ларри искренне расстроился, узнав, что на меня напали, но не из сострадания, скорее потому, что видел в этом происшествии потенциальную опасность для себя.
Многие представители скаковой индустрии и про себя, и публично называли букмекеров «врагами». Обвиняли нас в том, что мы отбираем у них деньги. Но мы просто старались заработать себе на жизнь, как, впрочем, и они. Однако именно они покупали себе самые дорогие и модные автомобили и ездили отдыхать за границу. Владельцы крупных букмекерских фирм — те тоже не являлись моими друзьями — тратили миллионы от своих доходов на спонсорство скачек. Мы же, мелкие букмекеры, платили дополнительные налоги на прибыль, это помимо обычных. Выходила вполне приличная сумма, которую тоже можно было вложить в скаковой бизнес через Управление по налогам и сборам тотализаторов.
Сборы эти составляли больше половины общих призовых денег по стране, именно ими оплачивали проведение тестов на допинг, установку и функционирование камер слежения, систем фотофиниша. Большинство тренеров со всей страстью и силой ненавидели букмекеров и тем не менее тоже делали у них ставки и, похоже, не понимали, что будущее скачек, а соответственно и наше будущее, целиком зависит от того, продолжат ли люди ставить на лошадей.
— Скажи-ка, Ларри, — спросил я, — у тебя во вторник перед последним забегом тоже вырубился Интернет?
— Да, было, — ответил он. — Но такое случается сплошь и рядом. Сам знаешь.
— Да, — кивнул я. — Но известно ли тебе, что и мобильники тоже в тот момент выключились?
— Правда? — удивленно спросил он. — Атака хакеров?
— Не знаю, — ответил я.
— Представляю, какая длиннющая очередь выстроилась к телефону-автомату на главной улице, — со смехом заметил он. За пределами ипподрома действительно стоял телефон-автомат, один-единственный, все остальные убрали за ненадобностью — ведь теперь у каждого есть мобильник.