Пятьдесят на пятьдесят
Шрифт:
— Но вы же не пьяны, — возразил он.
— Мог бы и напиться, — усмехнулся я. — В любом случае обойдется дешевле, чем такси до Кенилворта. «И можно вернуться завтра утром на ипподром, — подумал я. — Куда как ближе, дешевле и удобнее, чем заночевать в машине».
— Ладно, посмотрю, — сказал он. — Ждите здесь.
И вошел в здание, а через несколько минут появился снова.
— Так и быть, — проворчал он. — Исключительно из сострадания. Пришлось сказать, что вы страшно убиваетесь по отцу и просто не в состоянии ехать домой. Но только, ради бога, не говорите старшему инспектору Льювелину. Он считает,
— Что ж, по крайней мере, будет знать, где меня найти.
Спал я не очень хорошо, но не из-за непривычной обстановки — голова раскалывалась от боли. Понятное дело, что ожидать комфорта от камеры предварительного заключения просто глупо, но добродушный сержант, дежуривший ночью, принес мне из соседней камеры второй матрас в синем пластиковом чехле. Так что устроился я на жесткой койке довольно сносно.
— Повезло, день сегодня выдался спокойный, — объяснил добросердечный сержант. — Всего пара подвыпивших гуляк со скачек. Перебрали шампанского, придурки. — Он закатил глаза. — А вот вечерами в пятницу и субботу приходится туго. Иногда ставим в камеру сразу по две-три раскладушки.
Мне повезло: соседей не было, и я спал с выключенным светом и слегка приоткрытой дверью. Несмотря на то что так называемые удобства находились у меня в камере в углу, утром меня пригласили в ванную комнату для сотрудников, что находилась в конце коридора. Там я обнаружил душ, мыло, шампунь и даже одноразовые бритвенные станки.
Я смотрел на себя в зеркало над умывальником. Не слишком приятное зрелище. Левая бровь распухла, синяк налился темно-пурпурным оттенком, воротник белой рубашки порозовел — оттого, что накануне вечером я безуспешно пытался вытереть кровь, сбегающую по шее. «Ладно, и так сойдет», — подумал я. Никто не обращает внимания на то, как одет букмекер. Порозовевшая рубашка будет неплохо сочетаться с зелеными травяными пятнами на коленях.
Мало того, меня даже завтраком угостили.
— От нас требуют накормить завтраком пьяниц прежде, чем они предстанут перед судом, так что и вам завтрак тоже полагается, — сказал дежурный сержант.
— Спасибо, — сказал я и принял от него поднос с порцией хлопьев, тостом и чашкой сладкого чая. — Скажите, а у вас случайно нет утреннего выпуска «Рейсинг Пост»?
— Не испытывайте моего терпения, мистер Тэлбот, — с ухмылкой ответил он.
Следует отметить, в моих глазах рейтинг полиции вырос в несколько раз, если не считать, конечно, старшего инспектора Льювелина. Но, к счастью для меня, его пока что видно не было, и я, вволю попользовавшись их гостеприимством, взял такси и поехал на ипподром.
Без десяти восемь утра я вошел на все еще закрытую автостоянку и обнаружил свой старенький «Вольво» на том самом месте, где оставил. Он стоял такой одинокий, на траве, недалеко от лаза в изгороди, и там, где вчера лежал отец, теперь был натянут белый тент, огороженный сине-белой лентой с надписью: «ПОЛИЦИЯ. ДОСТУП ВОСПРЕЩЕН». Тент охранял констебль с усталым лицом, по другую сторону сидели телевизионщики, команда из трех человек — без сомнения, дожидались выпуска утренних новостей, чтоб выйти в эфир прямо с места происшествия.
Я не стал сообщать им, что был главным свидетелем преступления. Вместо
А потом позвонил Луке.
— Ты уж извини, — сказал я ему, — но сегодня заехать за тобой и Бетси никак не могу. Сможете добраться поездом?
— Без проблем, — сонно ответил он. — Ну, до встречи. — И повесил трубку.
Я сидел на водительском сиденье и оценивал ситуацию.
Вчера я обнаружил, что не был сиротой все эти годы и осиротел уже по-настоящему примерно через час. Или все-таки был? Действительно ли мужчина в льняном костюме был моим отцом? Старшему инспектору Льювелину я сказал, что убежден в этом, но теперь, в холодном свете нового дня, далеко не был в том уверен. Неужели у меня в Австралии есть две сестры? Если да, то кто-то должен сообщить им об убийстве отца. А может, им все равно? Интересно, знали они обо мне или нет? И какая у них фамилия, Тэлбот или Грейди? А может, совсем другая?..
Я достал из кармана копию водительского удостоверения, взглянул на черно-белую фотографию отца. Он смотрел в объектив камеры, казалось, глаза его заглядывают прямо мне в душу. Алан Чарльз Грейди, значилось в документе, проживает по адресу 312 Макферсон-стрит, Карлтон-Норт, Виктория 3054. Интересно, какой у него дом? Я решительно ничего об отце не знал.
Я снова принялся размышлять: а был ли прав сержант, утверждая, что напал преступник на нас не с целью ограбить меня, но расправиться с отцом? Тут же спохватился, что думаю о нем как об отце, что помогло ответить хотя бы на один из вопросов. Но к чему понадобилось нападать на него и уж тем более убивать?
«Где деньги?» — злобным шепотом спрашивал убийца. В тот момент я думал, речь идет о деньгах, заработанных на букмекерстве. Но, может, у отца были деньги, заработанные каким-то другим путем? Или взятые в долг? Полиция показала мне содержимое его карманов. Помимо водительского удостоверения и кредитной карты на имя Грейди, там лежал обратный билет из Ватерлоо в Аскот, пакетик леденцов, а также билет, выданный мной на скачках, с надписью «ДОВЕРЯЙ ТЕДДИ ТЭЛБОТУ». Ну и еще около тридцати фунтов наличными. Разве за это убивают?
«Будь очень осторожен», — успел шепнуть мне умирающий отец, лежа на траве, на том самом месте, где теперь возвышался белый тент. «Бойся всех и каждого».
Но кого именно мне бояться? Я с тревогой огляделся по сторонам, пытаясь заметить подбирающегося врага. Но в машине я сидел один, место преступления охранял полицейский, а телевизионщики упаковывали свое оборудование, видно, успели выйти в эфир.
Я позвонил Софи. Вернее, попробовал, поскольку к телефону она не подходила. Очень на меня разозлилась. Так, во всяком случае, она сказала, когда я позвонил ей из больницы в Вексхем-парк, предупредить, что приехать не смогу. Я прикидывал, что еще ей сказать, но потом решил не упоминать о внезапном появлении в моей жизни отца, за чем последовало его равно неожиданное и уже окончательное исчезновение из этой самой жизни. Стресс приведет только к ухудшению ее состояния и закончится приступом тяжелейшей депрессии. Сейчас ей стало немного лучше, и я надеялся забрать ее домой в самом скором времени, где она пробудет до следующего приступа.