Пятерка
Шрифт:
Дверь сорвало с петель.
Плечом вперед влетела Берк.
Ворвавшийся свет упал на выпученные глаза диджея «Поговорим». С губ капала слюна, торчали шипы волос, скрепленные лаком. Одет он был в темно-коричневую рубаху с капюшоном, она сбилась на торсе, а капюшон был спущен на плечи. Кольца он сегодня оставил дома, потому что решил одеться попроще.
Берк увидела рот Ариэль, замотанный липкой лентой, увидела ужас в ее глазах, локоть этого типа, душивший ей горло. Кровь, текущую из обеих ноздрей Ариэль, испоганившую ее красивую голубую блузку с пышными рукавами, которую сама Берк
Берк подумала, что его надо будет убить. И была готова.
Он затрясся, пришел в себя, понял, что происходит, и отпустил Ариэль. Оттолкнув ее в сторону, он прыгнул вперед — тощей пантерой, рвущейся на свободу. Штаны у него были расстегнуты. Берк не успела решить, звать ли на помощь, как диджей «Поговорим» налетел на нее, занося кулак для удара, но Берк увидела его приближение и одной рукой поставила блок, а другой нанесла прямой в этот дурацкий нос картошкой.
Вложив в него все, что в ней было, — а было до хрена.
Кровь хлынула, будто трубу сорвало, но его это не остановило. Он яростно и отчаянно продолжал нападать, хватая Берк за волосы, пытаясь выцарапать глаза.
«Как девчонка дерется», — подумала Берк, с силой ударяя коленом в пах.
Может, ему и было больно, и он пронзительно взвизгнул, но его гнали взвинченные адреналином нервы, и раздавленные всмятку яйца его не остановили. Лицо у него стало бледным как смерть, но он рвался наружу. Продрался мимо Берк, вылетел в дверь, сбросил куртку, потому что Берк успела вцепиться в капюшон, и в болтающейся белой футболке, заляпанной сегодняшним ужином в «Хангри мэн», захромал налево, но там оказались люди, прошедшие за кулисы по пропускам от «Twenty Million Miles to Earth», они стояли на дороге и таращились на него, а Берк вслед кричала:
— Держите его, держите!
И диджей «Поговорим» свернул направо, попытался проскочить мимо тележки, которая чуть его не опрокинула и как следует тяпнула за ногу. Пролетел мимо еще двоих рабочих сцены, ища себе дорогу, и тут вдруг из двери впереди вышел этот хмырь из Детройта.
— Джон, держи его! — крикнула Берк, вцепившаяся в пустую темно-коричневую куртку.
Что Детройт всегда бьет Филли — утверждение слишком общее. Может, не всегда оно так.
Но сейчас вполне оправдалось.
Кочевник успел нанести три прямых, пока диджей понял, что его лупят. Это не были обычные тычки, как в драке в баре или на парковке. В них был некоторый подтекст, определенная сила, и они очень ясно объяснили диджею, что он на верном пути в больницу. Еще тройка ударов — раз-раз-раз! — и диджей лишился речи и передних зубов.
Кочевник еще раз ударил в горло — не так сильно, как когда-то Квинса Мэсси перед «Олив-гарден», но так, чтобы запомнилось.
Диджей рухнул на колени. Лицо у него было не столько лицом, сколько хорошим образцом абстрактной живописи. Кочевник стоял и смотрел сверху на этот «Этюд в багровых тонах с носом на лбу». Из дверей выглянул Терри, вытаращив глаза за очками, и решил оставаться там, где был, — от греха подальше.
Секунда оцепенения — как всегда бывает после внезапной драки или катастрофы.
— Джон, Терри, помогите! — крикнула Берк, и от дрожи в ее голосе у Кочевника сжалось сердце.
Он посмотрел
Кочевник увидел рот, замотанный липкой лентой, та же лента вокруг головы схватила спутанные волосы. Увидел, что она растирает запястья и с одного тоже свисает длинный кусок ленты. Увидел, что голубая блузка с пышными рукавами загублена. Ее любимая. Ариэль, заметив его взгляд, опустила голову, будто стыдясь, что ее видят в таком состоянии.
— Боже мой! — крикнул Терри, бросаясь вперед на помощь Ариэль.
Кто-то щелкнул вспышкой.
Кочевник этому фотографу выдрал бы глаза и засунул бы ему же в задницу для инспекции, но делать этого не пришлось. Один из рабочих сцены метнулся вперед и схватил камеру. Последовал протест, и двое внезапно появившихся ребят из персонала клуба быстренько убрали этот мусор.
Кочевник снова посмотрел на Ариэль — Берк ее поддерживала, а Терри отлеплял ленту ото рта и волос. Окружающие ошеломленно молчали. Когда ленту сняли, Ариэль шагнула вперед, потом согнулась пополам, и ее вырвало на пол.
— Ничего, ничего, — повторяла Берк, поглаживая ее по спине.
Ариэль пришлось прислониться к стене, и кто-то дал ей полотенце — прижать к окровавленному лицу.
За дверью, ведущей на сцену, публика начала скандировать, вызывая «The Five».
Кочевник смотрел сверху на диджея «Поговорим».
И в нем закипал гнев, пузырился в жилах, как кровь жизни. Может, для Кочевника он ею и был.
Надо с этим покончить прямо сейчас.
Он замахнулся ногой, готовясь вышибить мозги.
Юнец задрал подбородок. И плачущее, окровавленное лицо. Кровавые слезы обтекали углы искривленного рта. Глаза ничего не видели, глядя куда-то далеко-далеко за спину этого типа из Детройта.
Кочевник готов был ударить.
Но остановился.
И подумал, сколько он еще может добавить к этой чаше страдания. Слышно было, как трясется грудь диджея и вырываются из нее всхлипывания. Диджей закрыл глаза руками, будто прячась от слепящего света. Интересно, какую на этого парнишку надевали тесную рубашку, что оставило ожоги и шрамы на его душе и разуме? Кочевник представил себе, как этот мальчишка уезжал из Филли в кепке с большим козырьком и далеко идущими мечтами. «Буду звездой первой величины, мам. Зажгу их всех».
А оказался он там, где люди хотят что-то получить, не заработав сперва, где ты без власти и денег — ноль, где жар собственных мечтаний тебя же и плавит, и гля, мам, где я теперь.
Не Кочевнику добавлять в эту чашу.
Он опустил ногу. Повернувшись обратно к Ариэль, он увидел, что в коридор пришли Тру и два копа, а с ними менеджер клуба — тощий тип в во всем черном и с аккуратной бородкой. Тру тихо говорил с Ариэль, приблизив лицо. Кочевник увидел, что она кивнула. Подошли два копа и подняли диджея «Поговорим» на ноги. У него тут же подогнулись колени, и его полувывели-полувытащили в артистическую.