Пятничная я. Умереть, чтобы жить
Шрифт:
— А еще называется — сильнейший маг военной Академии! Магистр! Член Совета! А ведете себя, как… как Янис-Эль, которой еще до совершеннолетия ехать и ехать.
Магистр покашлял, покрутил головой так, словно норовил привинтить ее обратно покрепче, снова покашлял и, наконец, решился присесть в свое кресло.
— Я прошу прощения, но я… А вы кто?
У Марики сделалось такое выражение лица, что Янис-Эль просто-таки услышала, как она отвечает: «Сарим в пальто!», но магесса оказалась человеком куда более сдержанным.
— Меня зовут госпожа Марика, я лекарь с магическим
— Ой! — повторил Шуппе и вскочил. — Я… Я прошу про… Драконовы боги! Но как вы здесь оказались?
Шуппе обвел взглядом помещение, словно желая еще раз убедиться в том, что ему не привиделось, и он по-прежнему в своем кабинете в Академии.
— Я привела, — сунулась Янис-Эль. — Вы после нашего последнего эксперимента бахнулись в обморок. Да такой, что я вас привести в себя не смогла. Вот и помчалась за госпожой Марикой.
— И очень вовремя помчалась, — вклинилась магесса. — Еще бы немного, и вам бы, многоуважаемый мэтр, была бы крышка.
Шуппе передернулся и обхватил себя руками за плечи. Его явно знобило. Марика тут же сменила гнев на милость, покопалась в своей объемистой лекарской сумке и, выхватив из нее новый флакон — надо признать, объемом не по-аптечному большой, — подала мэтру.
— Один глоток.
— Что это? — Шуппе откупорил пробку, принюхался и опять передернулся.
Марика мстительно усмехнулась.
— Лучшее лекарство от всех болезней. Пейте.
Шуппе немного помялся и хлебнул. Глаза у него тут же заслезились, горло перехватило. Он закашлялся, а после протянул бутыль Марике и кивнул.
— Вы правы, — голос его прозвучал сипло. — Средства лучше горлодера еще никто не придумал.
Брови Марики взлетели вверх в очевидном изумлении.
— А вы откуда?..
Шуппе усмехнулся смущенно и взлохматил свою и без того кудлатую шевелюру.
— Ну какой автор не узнает свое детище?
— Так вы?..
Шуппе помялся, вздохнул, покосился на свою студентку, потом на Марику, а после сделал приглашающей жест рукой. Эту дверь, ведшую куда-то из кабинета мэтра Шуппе, Янис-Эль приметила давно, но за нее ей попадать не доводилось. Теперь же магистр, предварительно сняв охранное заклятие, провел Марику и пристроившуюся следом эльфийку в святая святых. Пахло здесь так, что Саша Иртеньева внутри Янис-Эль ностальгически выдохнула и со свистом втянула в себя более чем характерный аромат сивухи. На нее накатили воспоминания.
Саша Иртеньева росла в большом городе, а вот на лето ее всегда отправляли в деревню к бабушке. Старушка, несмотря на возраст, была энергична и деловита. И даже, как выяснилось позднее, имела свой бизнес. Ночами к ней в окно постоянно скреблись. Как-то проснувшись раньше бабушки и сунувшись посмотреть — кто? — Саша чуть не померла со страху. Из окна на нее смотрело что-то ужасное — синее, перекошенное и лохматое. От ужаса девочка заорала, кинулась бежать куда глаза глядят, но натолкнулась на бабушку и спряталась за нее. Старушка же просто выдала заоконному кошмару двухлитровую пластиковую бутыль в обмен на хрусткую купюру,
— Ну что перепугалась-то, Саш? Это ж Григорич. Не узнала? И правда — допился уж так, что сам себя не узнает. Алкаши… Что с них взять?
Бабушка тогда уложила ее обратно в кровать, в ней Саша еще немного поплакала по инерции, а потом все же заснула и снилось ей что-то неприятное. И только лет через пять она узнала, что бабуля — главная в селе самогонщица, и за продуктом ее производства после того, как закрываются магазины, ходят все, кому не хватило.
Так вот, в пристройке, где и стоял бабушкин самогонный аппарат, пахло в точности так, как у мэтра Шуппе в его тайной комнате. Правда, выглядело у него все более солидно. У Сашиной бабули аппарат был самым простым — здоровый жбан с брагой литров на сорок, соединенная с ним медная спираль «холодильника», лежавшая в корыте с ледяной проточной водой и большая бутыль, в которую часто капала идеально прозрачная жидкость… Здесь же был устроен целый невероятно пафосный агрегат… Но капало из него так же бойко.
Шуппе шагнул ближе, подставил под капли палец, облизал его и кивнул удовлетворенно. Процесс явно шел как надо. Марика пораженно покачала головой. Янис-Эль хмыкнула. К ней уже обращались те самые стражники, с которыми жизнь столкнула ее после первого магического расследования. И как раз просили найти проклятого самогонщика, который подло нарушает государственную монополию на алкоголь. Янис-Эль честно попыталась и с удивлением поняла, что не может — словно упирается в какую-то плотно сплетенную стену. Теперь стало понятно — в какую именно. Той самой стеной, которая не пустила ее дальше, стала магическая защита, наложенная и регулярно подпитываемая мэтром Шуппе. Тогда она сильно удивилась. Теперь все было понятно — разве ж она, желторотая ученица, могла пробить или как-то распутать то, что возвел вокруг своего тайного увлечения сильнейший маг военной Академии страны?
В тот день, когда курсанты сдавали последний экзамен, после которого у тех, кто все ответил успешно, начинались каникулы, Янис-Эль пребывала в самом мрачном настроении. В отличие от Джоанны, которая так радовалась скорому отъезду домой, что и смотреть на нее от зависти было противно. Во второй половине дня Янис-Эль проводила ее за городские ворота, где в ближайшем лесочке самую обычную «бедную студентку», отбывшую из Академии с небольшой сумкой и на ленивом пегом сариме по кличке Бочка, ждал целый эскорт.
Янис-Эль тепло простилась со своей соседкой, расцеловавшись с ней перед расставанием и крепко, по-дружески, обнявшись. Джоанна, вновь обряженная в темное, на редкость противное платье строгого покроя, махнула ей рукой, лихо гикнула и поскакала к поджидавшим ее людям. Янис-Эль еще успела увидеть, как Джоанна спрыгнула с сарима рядом с глухо зашторенной каретой, дверца ее распахнулась, из нее высунулась здоровенная, словно совковая лопата, рука и втянула радостно засмеявшуюся курсантку внутрь под счастливые детские вопли: «Мама! Мамулечка!».