Пятничная я. Умереть, чтобы жить
Шрифт:
— И что же мэтр Шуппе?
— Он стал заниматься со мной совсем недавно…
— А вы к тому же были не самой усердной ученицей, — вновь перебил мэтр Курдбах и закивал сам себе.
Привычка додумывать за собеседника ответы на свои вопросы, как видно, была в старом маге так же сильна, как вера в порочную привлекательность сосков в святом Вазилеосе и его идейном последователе пресветлом доре Халльроде.
— Ну… Да… — Янис-Эль развела руками.
— Молодость, молодость, — качая головой, пробормотал Курдбах. — Но ведь, насколько я знаю, в военной Академии магию студентам не преподают. Тогда почему мэтр стал заниматься с вами, юная фьорнэ?.. Или теперь вас правильнее будет называть
Отмахавшись от такой чести, Яннис-Эль выиграла немного времени. Шишки и сучки! Она ведь действительно даже не подумала, что сам факт индивидуального обучения азам магии уже выдает ее с головой и торчащими над ней эльфийскими ушами… Как теперь выкручиваться?
— Это… факультатив. Я… Я проявила интерес, стала задавать вопросы, а мэтру Шуппе показалось это интересным и важным… Да! У него есть мысль как раз-таки начать преподавание основ магии будущим офицерам. Не в том смысле, чтобы научить их колдовать — это невозможно. А в том, что они, как будущие военные, которым в том числе предстоит противостоять и вражеским магам, должны знать, с чем именно им придется иметь дело. Я стала для него… экспериментом. Вот.
— Хитр'o… А ведь верная мысль! Молодец… — продолжая качать головой, но на этот раз не осуждающе, а уважительно, Курдбах потянулся к оставленной на низком столике у кресла кружке и хлебнул из нее.
Пахнуло травами и алкоголем, и Янис-Эль усмехнулась. Старый маг, больше всего похожий на Деда Мороза, снявшего свой красный халат, чтобы спокойно расслабиться дома, ей нравился.
— Мэтр Курдбах, скажу вам честно, я ждала, что наша с вами беседа будет совсем иной и даже строила некоторые планы, но… Вы можете дать мне слово, что мой рассказ за пределы этой комнаты не выйдет?
Маг отставил свою кружку и вновь наклонился к Янис-Эль, изучая ее поверх очков.
— Только в том случае, если мне не придется покрывать преступление, юная фьорнэ. Если же речь идет о всяких там амурах и тужурах — можете не сомневаться, ваши сердечные тайны так тайнами и останутся.
Янис-Эль вздохнула и нахохлилась.
— В том-то и дело, мэтр, что речь пойдет о плохом. Мне нужен совет, и госпожа Агнесса…
— Милейшая, милейшая дама, жаль давно не виделись…
— И вот это в моей истории — существенная часть того плохого, о чем я хотела говорить. Судя по этим вашим словам, вы в Несланд Эльце не были уже довольно давно.
— Да, все верно. Уж с месяц, наверно. Тогда юный Альф застрял головой в чугунке. Да так, что и вынуть никак не могли, и чугунок на голове пилить страшно было. Вот и пришлось мне приезжать. Не ребенок, а сто монет убытку.
Янис-Эль засмеялась. Оказалось, что родная пословица была в ходу и здесь, разве что денежные единицы различались. Это неожиданно согрело и как-то успокоило, что ли…
Иногда прошлая жизнь — Земля, ребята из отряда, большой город-муравейник и всяческая жизненная суета, — все это забывалось, уходило куда-то в самую глубину памяти. Но когда воспоминания всплывали, то втыкались в сердце и в душу, как острые иглы. Вспоминались отец и мать. Дед с бабкой, которые умерли уже совсем давно, но Саша Иртеньева их помнила и по-прежнему любила. Кто теперь будет ходить за их могилками? Кто отчистит после зимы старые черно-белые портреты на дешевеньких цементных памятниках? А ведь где-то там и ее собственная могила. Тоже портрет, дата рождения, дата смерти…
Как-то ей довелось пообщаться с ветераном Великой Отечественной. Старика пригласили к ним в отряд перед очередной годовщиной Победы с целью патриотического воспитания состава. Все морщились, иронизировали по этому поводу, а после увлеклись. Старик оказался невероятным. Глядя на него, тогда еще не капитан, а старший лейтенант Александра Иртеньева поняла, почему СССР победил в той войне — благодаря таким вот людям. Простым, веселым и невероятно жизнелюбивым.
Старик рассказывал много смешного, вспоминал погибших друзей — но тоже как-то не с тоской, а словно бы просто соскучился по ним, словно они в отпуск к морю уехали, а не погибли страшно и мучительно. А после поведал и о себе. И опять смеялся, рассказывая о том, как ему позвонили из муниципалитета какого-то белорусского городка и пригласили посетить имевшийся там памятник погибшим солдатам. Сказали — ваш отец похоронен здесь. Старый солдат удивился — его отец лежал на одном из Подмосковных кладбищ. Стал выяснять и с изумлением узнал, что на том памятнике выбито его собственное имя. «Вот так я, братцы, и сподобился побывать на своей могиле. Тогда путаницы много было. Вот и схоронили меня и даже похоронку матери отправили. Тоже берегу ее». «Ну и как ощущения?» — спросила тогда Александра. Старик вновь засмеялся, покрутил головой и сказал: «Сначала дико было. А потом решил — знак. На войне, знаешь, хорошей приметой было, когда кого-то мертвым сочли, а он живой оказался. Считалось, что больше смерть уж не придет — как бомба не падает дважды в одну воронку, так и тут. Вот я и решил — раз один раз уже схоронили, второй раз нескоро придется. Ну и прав оказался — видите, вот все еще копчу небо».
Интересно, тот факт, что ее схоронили на Земле, станет хорошей приметой здесь, в этом странном мире? Янис-Эль тряхнула головой, прогоняя воспоминания и ненужные сейчас мысли. Следовало думать о сегодняшних проблемах, благо их хватало.
— Что Альф, что папаша его — одного поля ягоды. Сто монет убытку. Верно вы говорите, мэтр. Плохо другое. Госпожа Агнесса уверена, что вы были в замке вчера, когда пресветлому дору Несланду плохо стало.
— Ему было плохо?
— Да. И госпожа Агнесса велела вызвать вас. Но лечил его какой-то другой человек. Я видела его случайно. Вас-то я до этого не знала, ну и подумала, что это вы. А как сегодня приехала — сразу поняла, что ничего подобного.
— Кто-то назвался моим именем?! — старик даже привстал из своего кресла.
— Не знаю, как дело было. Может, за вами и не посылали, хотя я сама слышала, как госпожа Агнесса настаивала на этом, но точно могу вам сказать, что какой-то маг Эйсона лечил, а после этот бедолага чуть не умер.
Мэтр Курдбах плюхнулся обратно в свое кресло, сделал добрый глоток из своей верной кружки, махнул рукой и приказал:
— Рассказывайте, фьорнэ!
Янис-Эль и рассказала. А затем пересказала еще раз, попутно отвечая на очень точные и въедливые вопросы старого мага.
— Значит, вот оно ка-а-ак… — протянул тот после и дернул себя за бороду. Правда, к счастью, не ради того, чтобы вырвать волосок и, словно старик Хоттабыч, сказавши «трах-тибидох», превратить Янис-Эль в мышь.
— Мы с госпожой Агнессой решили, что это была передозировка. Что кто-то решил — Эйсон вышел из повиновения, а значит, действие зелья заканчивается, и напоил его новой дозой. А в итоге чуть не угробил.
— Кто-то… — мрачно повторил маг и снова дернул себя за бороду. — Кто-то, дрын ему в зад.
Янис-Эль усмехнулась, вспомнив свои ночные «амуры». Старик покосился на нее неодобрительно.
— Молодость. Все вам смешно, фьорнэ. А сами… Ко мне чего шли-то? А если бы я тем самым злодеем был? Что б тогда делать стали?
— Был план, — Янис-Эль развела руками. — Мне казалось — хороший. Наврала бы вам с три короба, идиоткой сладкой прикинулась, а там бы уж как пошло.
— Самоуверенность вас погубит, — старик погрозил Янис-Эль пальцем. — Ладно. Думать надо. Больше этого человека, что над пресветлым дором колдовал, в замке не видели?