Пятницкий
Шрифт:
Кто заметил его за переписью неведомо, но всё общежитие бурсы быстро прознало о тайном Песеннике. Вечером к нему подошёл Васька и сообщил:
– Митрош, ребята просят тебя песни попеть.
Когда надзиратель ушёл, для верности выждали час, и он впервые, во весь голос исполнил несколько новых песен.
Петь пришлось не по одному разу. Многие ребята подстраивались, запоминая слова, и скоро уже всё походило на небольшой хор.
Спать легли за полночь.
Глава 4
С
– Дроби сегодня задавали. Учил? – спросил Митрофан, догадываясь об ответе.
– Нет, дюже добре, ещё и дроби. Батюшка наш говорит: Ангелы господни серчают, ежель кто в пост через меру думками полнится, да за работой гонится. Через это рука отсохнет, или могёшь умом тронуться, как Сенька-пастушок.
– Ну, тогда поджидай пескарика, – улыбнулся Митрофан.
Отец Илья, особо нерадивым ученикам, иной раз, шлёпал деревянной линейкой по загривку. Это у бурсаков называлось «выписать пескаря».
– Кубыть впервой. А может и пронесёт, – неуверенно ответил Васька.
Открыли книгу, пытаясь хоть немного уразуметь до начала урока, что за дроби такие рассыпаны по заданным страницам и не заметили, как тихонько к ним подошёл Никитка Прозоров.
– Митрош, я по делу. Дашь песни списать? Дюже охота попеть.
Митрофан, зная его страсть к песне, не удивился просьбе, но всё равно улыбнулся. Господь обделил Никитку и голосом, и слухом, но петь он любил с неутолимым желанием.
– На что, Никит? Тебе сам надзиратель запрещал петь, а то домовой пужается!
– А мне ещё дюжее хочется. Хочешь, я заместо этого тебе пряник дам? Не погребуй, Митрош. Хороший пряник.
– Вот это дело, – оживился Васька. – Покажи!
Пряник явился на свет из кармана Никиткиной поддёвки. Он хранился там с прошлой недели, когда его отпускали домой.
Васька взял, пощупал и громко постучал им по подоконнику.
– Экий калдабан! Митрош, берём?
Митрофану сделалось жалко Никитку. Так здоровому человеку становится жаль немощного, который не может познать радостей жизни.
– Да ладно, бери так. Только никому не показывай. Слово дай!
– Даю, истинный крест! – Прозоров с воодушевлением перекрестился три раза.
Но тут всполошился Васька
– Это как «бери так»? Человек своей волей дал! Всё, пряник типеря в сохранении у новых хозяевов, – выпалил он и спешно сунул добычу в карман.
Митрофан опасался, что песенник может быть замечен фискалами или кем-то из преподавателей. Он слышал, как в прошлом году выгнали из училища лучшего певчего, Сашку Попова. Точно никто не знал в чем причина, но поговаривали, что пел в трактире за деньги. Училищный смотритель сказал тогда речь, из которой поняли, что слухи имели под собой почву.
Во гневе, он именовал все песни, кроме церковных, дьявольскими виршами, кои играются лишь в кабаках. Исполняют же
Антон Кузнецов, из старших учеников, уверял что всё истинная правда. Батя его, через неделю запоя, орал, что черти его мутузят смертным боем. Алешка сам видел, как он их стряхивал с плечей и спины.
Ребята живо любопытствовали, как выглядят черти, но как на грех оказалось, что бесы были мелкие, и в тёмной хате трудно распознать их обличье.
Нашёлся и тот, кто видел, как из кабака, под вечер, выходил чёрт. Но этому уже не верили и подняли брехуна на смех. Все знали, что в кабак иной раз заворачивает Стенька Таиров, а он туда, где черти бывают, не ступил бы нипочем.
– Так гляди же Никитка, – еще раз упредил Митрофан отдавая тетрадку. – Схорони подале. В ночь спиши. Меня после классов заберёт брат, а завтра выедем домой. Я зайду утром – вернёшь.
На том и порешили. Только не заметили, как Петька из второго класса, проходя мимо углядел, что Митрофан передал тетрадку с песнями Никитке.
Спустя несколько минут после начала урока на «камчатке» произошло совещание. Петька рассказывал приятелям:
– Точно видал, дал Никитке списать. До утра велел управиться.
– Ну всё, теперь начнёт горлопанить! – Андрюха тихонько хохотнул. – И так от него спасу нету. Теперь вовсе сведёт в гроб вытьём, пока напоётся новых песен.
– Нихай бы Митроша пел, у него, отец Илья гутарит, голос – кубыть мёды из ангельских кущ текут. А этот…
– Никитке, поди, три ведмедя на ухах поплясали, да весь медок слизали! – продолжил Андрюха.
– А давай, – предложил второгодник Певнев, – сделаем вещ! Путилина на смех выставим и заодно Никитке не дадим списать!
Инспектора, который ушёл годами не так далеко от своих подопечных, обитатели «камчатки» ненавидели. Чувствовали наверняка, что не отмени указ розги, тот пользовал бы их без продыху. Бывало Путилин, втихаря, бил метровой линейкой самых докучливых из старших классов по голове, чтоб синяков видно не было. Жаловаться никто не пытался, потому как получали всё больше за дело, а возьмись разбираться, то дойдёт до исключения. Но и ненависть к нему росла с каждым подобным случаем.
Певнев изложил план. На минуту приятели задумались.
– Никитке такое боком может выйти, – выразил общее сомнение Петька.
– Ничего не будет. У него отец купчина. Жертвует на училище щедро, со смотрителем дружбу водит, – ответил Певнев.
– А накой он тогда в училище пошёл, ежели из купцов?
– У него брат старший, должон за отцом дело взять. Правда он больше в кабаке на гармонике наяривает. Вот мать и говорит: «Вдруг и второй непутёвый будет? Отец, отдадим Никитушку по духовной линии. Придём в храм, а там сынок служит, хоть порадуемся на старости лет» Это он сам сказывал.