Пятый сон Веры Павловны
Шрифт:
Сергей обалдел.
Оказывается, и это мы уже проходили!
Общая ошибка людей, считал Фурье, заключается в том, что они хотят последовательно, постепенно, а значит слишком медленно получить все те блага, которые нужно вводить в жизнь коллективно и сразу.
Желание совершенствовать цивилизацию Фурье считал неправильным.
Единственная задача любого социального гения, считал Фурье, – искать выход из уже существующей цивилизации. Ни добро, ни красота не совместимы с цивилизацией. Я прихожу к мысли, писал он, что прямое безумие – улучшать строй цивилизации какими бы то ни было новшествами…
Сергей покачал головой.
В 1841 году супруги Джордж и София Рипли купили двести акров плодородной земли под Бостоном и создали там свободную организацию под названием «Земледельческое и воспитательное заведение». В Брук Фарм, как оно было названо, жили и трудились семьдесят человек. Труд соответствовал способностям и наклонностям каждого члена, но вознаграждался одинаково.
К сожалению, эксперимент тоже не продлился долго: однажды из-за простой неосторожности дом колонистов сгорел. Мгновенно выяснилось, что огонь пожрал не просто дом и надежды колонистов, еще он пожрал их доброжелательность и энергию…
Так бывает.
В 1843 году в штате Нью-Джерси убежденные последователи Шарля Фурье создали известную «Северо-Американскую фалангу». Они построили общий дом, на реке соорудили мельницу, занялись различными ремеслами и земледелием. Выше всего в «Северо-Американской фаланге» оплачивался неприятный и утомительный труд, но пища работникам отпускалась только из общего котла. Поскольку большинство членов фаланги составляли люди образованные, то часы досуга они занимали чтением, дискуссиями, музыкой, пением, танцами и другими подобными развлечениями. В итоге «Северо-Американская фаланга» просуществовала почти двенадцать лет.
Другая фаланга – Висконсинская – просуществовала шесть лет.
К крушению ее привели не столько материальные трудности, сколько непрекращающиеся споры между сторонниками индивидуализма и коммунизма. Утешением для членов Висконсинской фаланги стало только то, что, расходясь, каждый ее член получил по сто восемь процентов от когда-то вложенного в дело капитала…
Сергей поднял голову.
Вагон подрагивал, сбавляя скорость.
Человечество исключительно богато талантами, считал Шарль Фурье.
В принципе, каждый ребенок одарен от природы способностями, которых достаточно для того, чтобы сравняться (естественно, при условии постоянного совершенствования) с Гомером, Шекспиром или Ньютоном. А на каждые восемьсот человек, считал Фурье, приходится один очень крупный талант. Если тридцать шесть миллионов, составляющих население Франции, разделить на восемьсот, окажется, что в одной только Франции существует сорок пять тысяч человек, способных сравниться, скажем, с тем же Демосфеном или Сократом. Можно представить, каков будет при гармоничном развитии приток знаменитых во всех областях людей, если только одно лишь население Франции сразу дает их столько. Когда государства земного шара, считал Фурье, будут полностью организованы, а население планеты достигнет состава в три миллиарда, на каждое поколение будет приходиться по тридцать семь миллионов поэтов, равных Гомеру, по тридцать семь миллионов ученых, равных Ньютону, по тридцать семь миллионов драматургов, равных Мольеру, и так далее…
Поддатого мужика в тамбуре опять травило.
Ему явно не посчастливилось попасть в число тех, кто мог стать новым Гомером или Ньютоном. Но травил он поистине гомерически, гораздо дальше, чем видел, как сказал один по настоящему крупный талант.
Вот Басандайка, отметил Сергей.
Всего лишь полустанок, не Висконсин, не Брук Фарм, не Мемфис, не Новая Гармония. Впрочем, тоже община. В Томске такие крошечные личные наделы земли называют мичуринскими участками. Хозяева их в поте лица взращивают различные злаки, но исключительно для себя. Почему-то в стране бывшего воинствующего коммунизма, идея коллективизма не дала нужных всходов.
А собственно, где коммунистические идеи процветали долго?
Та же «Пенсильванская группа» просуществовала всего восемнадцать месяцев. «Мирное сообщество фурьеристов» ожидала столь же быстрая кончина. «Фаланга Лоресвилль» – восемь месяцев… Это только Великий Кормчий мог утверждать: нам все равно, сто лет или тысяча…
Стефан Кабэ родился в Дижоне в 1788 году.
Закончил юридический факультет. Утопические взгляды изложил в известной книге «Путешествие по Икарии», опубликованной в 1840 году. Икарийцы имели общее имущество, у всех были одинаковые права и обязанности. На основании постоянных статистических исследований каждая община икарийцев получала определенное число предметов, нужных для общественных нужд. (И это нам известно, удивленно отметил про себя Сергей. Ничем нас, похоже, не удивишь.) Промышленное и сельскохозяйственное производство Икарии было полностью централизовано, все излишки продукции сразу сдавались на общий склад, откуда граждане в любое время могли бесплатно получить все необходимое. Ну, а если вдруг каких-то запасов на всех не хватало, нужное можно было получить в порядке очереди…
Что ж, может, это и справедливо.
Лица, неспособные к труду от рождения, не должны были получать меньше других, так как умственная или физическая слабость человека чаще всего происходит не по его вине. Только некоторым поэтам Икарии разрешалось публиковать свои произведения, да и то с позволения специального цензурного комитета. (Несовершеннолетний инвалид Венька-Бушлат, не способный ни к какому к полезному труду, наверное, прижился бы в Икарии, усмехнулся Сергей, а вот поэту-скандалисту пришлось бы в Икарии туго… А странно все-таки… Ведь именно поэты мечтают о счастливом коммунистическом будущем…) Произведения, признанные лучшими, рассылались во все Икарийские библиотеки, но если такие произведения оказывались вдруг обесцененными вновь появившимися, они предавались немедленному сожжению, чтобы своим существованием не распространять в обществе заблуждений. Для ученых строились институты и лаборатории, но и ученые обязаны были представлять свои труды на контроль своим более опытным коллегам. Все книги, написанные до эпохи коммунизма, в Икарии были уничтожены. А девизом икарийцев стал: «Один для всех и все для одного!»
Прямо как у мушкетеров.
Главной системой верований в Икарии являлась государственная религия, однажды и навсегда установленная на общем собрании священников, ученых, писателей и учителей. Икарийцы предпочитали жить полной жизнью на земле, они не надеялись на лучшую жизнь на небесах. Их нравственные ограничения сводились к трем заповедям: люби ближнего своего, как самого себя, не делай другим людям зла, которого не желаешь себе, и, наконец, старайся делать другим людям такое добро, какого хотел бы для себя…
Сергей хмыкнул.
Такие средства познания, как диалектический материализм, необыкновенно напоминают недобросовестные рекламы патентованных снадобий, врачующих сразу все болезни…
Поддатого мужика снова травило.
Закрыв записную книжку, Сергей сунул ее в сумку.
Наверное, Суворов обрадуется возвращению записной книжки, подумал он, хотя непонятно, что, собственно, такого необычного в этих записях. Почему он так хотел их вернуть? Истории утопий и разного рода коммунистических колоний посвящены самые разнообразные труды. Впрочем, Суворов потому, наверное, и прозван Философом, что всегда любил обращаться к масштабным и красивым идеям. Правда, к Коляну, или к этому поддатому мужику, курящему в тамбуре, или к слепому мануальному терапевту или к пассажирам электрички все они не имеют никакого отношения. Они как обратная сторона Луны – рассуждай, как хочешь, все равно ничего не видно…
Электричка, дергаясь, тормозила.
Зажав рот рукой, поддатый мужик дергался в тамбуре.
Сквозь мутное стекло Сергей разглядел освещенные окна серых хрущевок, выстроившихся по левую сторону железнодорожных путей – тесные, дряхлые, густо заселенные руины не доведенного до конца большого коммунистического эксперимента…
Приехали.
Часть II. Понять тьму
Осязаемый предмет действует гораздо сильнее отвлеченного понятия о нем.