Пятый сон Веры Павловны
Шрифт:
Стихотворение называлось «Эпитафия».
Троекратное сочетание простых, в сущности, слов создавало весьма вызывающую аллюзию. За короткими строками Сергей явственно разглядел выпуклый, слегка сумасшедший глаз Морица, жизнерадостно взирающий на обеспокоенных гомососов.
Сергей вздохнул.
Он ни за что не поехал бы к Соне, если бы не вчерашний привет от Морица, а теперь еще эта пометка под стихами: июль, Томск. Какой, к черту, июль, если Мориц исчез из города летом прошлого года?
Вообще-то Соня Хахлова может знать много, подумал Сергей.
Соня из новых, круто эмансипированных женщин. То, что мужчины писают стоя, поразило ее еще в детстве. Это же раз навсегда убедило Соню в том, что мужчина и женщина слишком разные существа, чтобы не обращать внимание друг на друга.
Свернув на Белинского, Сергей притормозил, пропуская выскочившую навстречу белую «восьмерку». Что это вдруг скины начали путаться под ногами прямо с утра? Эта «восьмерка» в последние дни плешь переела Сергею. А за рулем ее, как всегда, сидел бритый хорек. Правда, прищуренные глазки, обычно прикрытые темными очками, на этот раз поглядывали на мир впрямую и очень хмуро, и это его совсем не красило. Вот полить бы бритую голову кетчупом… Сошло бы за яйцо Фаберже…
Разыскав нужный переулок, Сергей остановил машину.
Двор оказался глухим.
Сергей толкнул калитку.
Запах бензина, палящая духота – все осталось за глухим забором.
Волшебно блеснули цветные стекла просторных веранд. Когда-то Соня Хахлова очень недорого купила квартиру в деревянном двухэтажном доме еще дореволюционной постройки – три больших комнаты с кухней и навесной верандой. Поддерживаемая резными столбами, веранда до сих пор с честью выдерживала не только течение времени, но и тяжелый кухонный стол, и не менее тяжелый старинный буфет, и нечто вроде закрытой стойки, в недрах которой хранилась посуда.
Лестницу в прохладном подъезде покрывала домотканая дорожка.
Пахло деревом, сухой домашней пылью, – детством, отметил про себя Сергей. На стене, окрашенной в голубое, тускло, как вертикальное озеро, отсвечивало зеркало в деревянной раме. Сергей невольно оглянулся, отыскивая взглядом консьержку, но никого не увидел. Как они тут управляются с бомжами? – невольно удивился он. Неужели бомжи еще не открыли такое благословенное местечко? Или обитатели дома держат специальную охрану?
Поднявшись на второй этаж, он нажал на кнопку звонка.
Похоже, Соня Хахлова только что принимала ванну.
Когда она появилась, ее окружало нежное облако таинственных запахов – шампуни, духов, лака. Мокрые волосы красиво падали на лоб и на плечи; выпрямившись, Соня замерла в проеме дверей. Из одежды на ней было только огромное махровое полотенце, правда, и оно в любой момент могло сползти на пол. В правой руке Соня держала массажную щетку, украшенную опрятной надписью: Причешись, свинья!
– Не пожирай мою грудь глазами! – это был Сонин стиль.
– Прости, я на минуту… – начал было Сергей, но Соня удивилась:
– Неужто за минуту ты успеешь рассказать про свой самый неудачный сексуальный день в жизни?
Это тоже был ее стиль.
Сергей огляделся. Он хорошо знал Соню, хотя бывал у нее редко.
Не сразу можно было понять предназначение комнаты, в которой они находились. Возможно, библиотека, поскольку две стены были закрыты застекленными книжными шкафами, а, возможно, столовая, поскольку в центре комнаты стоял огромный овальный стол, покрытый необычной золотисто-тусклой скатертью. Впрочем, это могла оказаться и гостиная, – у стены стоял низкий мягкий диван, а простенки между узкими высокими окнами занимали живописные полотна: какие-то неопределенные фантастические деревья, густо перепутавшиеся, тоже узкие, высокие. Картинно поведя голым плечом, Соня разбавила голос порочной хрипотцой:
– Кофе?
– Спасибо…
– Спасибо – да, или спасибо нет?
– Скорее – нет.
– Боишься меня, – подвела итоги Соня. И картинно подмигнула: – Обнажена, значит, не безопасна.
Так же картинно она обронила с себя влажное полотенце и накинула на голые плечи невозможно короткий халатик. Он действительно был так короток, что если что-то и скрывал, то только для виду. Вот дура, с некоторым раздражением подумал Сергей, хотя вряд ли Соню можно было назвать дурой. По крайней мере, она вполне удовлетворилась растерянностью Сергея:
– Если без шуток, то кофе уже готов.
– Спасибо. Я не хочу.
– Тогда зачем ты явился?
– Вчера ты передала привет…
– Тебе? – искренне удивилась Соня.
– Мы вчера разминулись на Ленина, – напомнил Сергей. – Ты помахала мне рукой и крикнула: «Привет от Морица!» Ты с ним виделась?
– А-а-а, – задумчиво протянула Соня, и на нее опять накатило: – Ты по уши набит грязными мыслями! – и бесстыдно поставила длинную голую ногу на диван, отчего присутствие халатика на ней стало вообще номинальным.
– Тогда какой привет? – рассердился Сергей. – Никто не знает, где находится Мориц, а ты кричишь на всю улицу: «Привет от Морица!»
– «Железному дровосеку, – нагло процитировала Соня. – Рыжему железному уроду с костяной головой – привет из будущего!» Разве это не тебе?
– А почему мне?
– Кого в Томске зовут железным дровосеком?
– Думаешь, меня?
– Ну, не Чубайса же.
– Чего это ты с утра такая?
– Я не такая… Я грустная… – на Соню опять накатило, она порочно опустила ресницы. – Наверное, хочешь отвлечь меня от грустных мыслей? – Взмахнув густыми ресницами она уставилась на Сергея: – Спрашивайте, мой друг. Я отвечу на любой вопрос, даже на самый бесстыдный.
– Ты, правда, не видела Морица?
– Ответ положительный.
– Он звонил тебе?
– Ответ отрицательный.
Соня вдруг обрадовалась:
– Ты, наверное, хочешь знать, спала ли я с Морицем? Ответ отрицательный.
Она все же сжалилась над Сергеем:
– Я получила письмо.
– Откуда оно пришло? На конверте должен быть штемпель.
– Штемпеля нет. И марок нет. Все как в старину. Письмо бросили в ящик.
– Значит, Мориц жив?
– А почему нет? – страшно удивилась Соня. – Зачем умирать, если рано или поздно это все равно случится?