Пыль моря
Шрифт:
Судно медленно разворачивалось, паруса хватали слабый ветер, натягивались, шелест прекратился, и джонка стала медленно уходить в море.
На палубе суета стихла, крики смолкли. Купец подошёл к новым спутникам. В темноте Мишка ясно представлял заискивающе улыбающуюся физиономию.
– Место для сна выбирайте сами. Ничего предложить не могу. Сами перебиваемся кое-как.
– Куда сейчас держишь путь? – спросил Тин-линь.
– Туда, домой, – махнул рукой купец и тихо усмехнулся. – Больше нестись к западу нет смысла. Никого там нет. Надо домой. Дети ждут.
Он назвал какое-то место, но никто не разобрал, да и знать никакого здешнего поселения никто не мог. Купец ушёл. На корме маячила в неясном свете звёзд фигура рулевого и кормщика. Все ушли в свои закутки, неясный шумок с разных сторон говорил, что утомлённые дневной работой люди укладываются на ночлег.
– Ну что ж, – молвил Мишка, – пора и нам устраиваться. Поищем место потише, и с богом. А ну-ка, малец, пройди ко мне.
Мишка потянул Ювэя к борту и спросил, наклонившись к уху:
– Узнал?
– Угу! Знает наш купчина про нас и давно знал. Больше ничего я не смог. Никто не мог ничего больше сказать.
– Гм. Этого больше чем надо. Молодец! Кто рассказал?
– Кто ж ещё? Хун Жо конечно. Больше никто не хотел мне сказать.
Мишка собрал своих на носу возле скаток канатов. Уселись в кружок, и Мишка зашептал в склонившиеся головы:
– Братцы, купчик-то замышляет что-то. Быть всё время наготове. Не дай бог попадём в лапы к маньчжурам.
– Тогда спать по очереди придётся, – предложил Тин-линь.
– Ясное дело. Давай укладываться, а завтра видно будет. Хорошо бы за берегом следить, да темень стоит. Ладно, за ночь ничего случиться не может. Ювэй, сторожи, пока глаза не станут слипаться. Разбудишь тогда меня, понял? Смотри не спи, за борт выброшу!
Волна ласково покачивала джонку, форштевень мягко резал чёрные воды. Ветер стихал, ход судна замедлялся. Кормщик тихо отдавал кому-то распоряжения. Паруса с шелестом подтягивались и снова стихали. И журчание воды клонило ко сну. Погода была тихая, мирная.
Мишка малость подумал о будущем, но мысли путались, туманились. Да и бороться с этим не хотелось. Сон сморил его, и последнее, что он сумел вспомнить, была мысль о Ювэе. С этим он и заснул, положа руку на ружьё и поправив саблю.
Глава 26. Невольные пираты
Мишка открыл глаза. Его будто кто-то толкнул в бок. Сна как не бывало. В груди гулко стучало. Кругом стояла тишина, какая может быть на судне вдали от берегов.
Не шевелясь, Мишка обвёл глазами небо, усыпанное звёздами, тёмные силуэты мачты, паруса и прочих корабельных предметов. Сон не припоминался и Мишка в недоумении хотел повернуться на другой бок. И передумал. «Неспроста это я проснулся? – думалось ему, и он стал прислушиваться, осторожно ощупывая оружие под рукой. «Вот бесёнок, заснул, стервец», – пронеслось у него в голове при мысли о стороже, оставленном с вечера.
В это время до его слуха донёсся очень близкий шорох. Это не было сонное движение товарищей, а чуть дальше. Шорох отличался от всех других звуков на судне, Мишка насторожился. Шорох приближался, стало слышно тихое сдерживаемое дыхание.
«Неужто кто-то позарился на наше скудное добро? Сейчас разузнаем».
Очень тихо Мишка высвободил руку для удара. Кто-то осторожно и настойчиво крался к спящим. Сколько их было – не понять. Темень стояла плотная.
Вдруг Мишка весь напрягся. Чья-то рука осторожно шарила по нему и, коснувшись ружья, замерла. Затем тихонько стала тянуть его. Мишка видел только часть головы человека, распластавшегося рядом с ним. Недолго думая, он долбанул кулаком по этой голове и с воплем вскочил, обнажив саблю.
Сразу же поднялась суматоха. Все вскочили, но несколько жилистых и цепких рук хватали сонных путников. Мишке удалось отбить саблей одного и ткнуть другого. Раздались вопли, мелькали тени.
– Все в кучу! – орал Мишка, пытаясь разобраться в сутолоке.
Он услышал хриплые крики и узнал по голосу И-дуна. Бросился па крик и сбил по дороге кого-то. У ног катались два тела, Мишка схватил верхнего за шею и рванул на себя. Рукояткой сабли расквасил морду худощавого корейца и отбросил. Постепенно шум стал стихать. Товарищи опомнились и уже стояли на ногах с обнажёнными саблями. Кругом толпилось с полдюжины теней. Кто-то ползал в ногах и жалобно ныл тонким голосом.
Бледный свет фонаря заметался на корме. Мишка крикнул, надрывая глотку и вкладывая в крик полную меру злобы:
– Давай огня, собаки облезлые! Всех раскидаю за борт!
Он схватил ружьё и, не целясь, выстрелил в тени. Вспышка озарила злобные лица и хищный оскал зубов. Корейцы бросились врассыпную, завывая от страха.
– Так их, чумазых! Пали, ребята, а то осмелеют и навалятся!
Второй выстрел очистил палубу окончательно. Все попрятались и на судне воцарилась тишина. И нытьё валявшегося раненого перестало скрести сердце своим страданием.
Кое-как зажгли кусок каната и он осветил мрачным светом место побоища. Осмотрели раненого. Это Мишкина сабля прошла корейцу между рёбер, и теперь он судорожно прижимал руку к кровоточащей ране. Скулы лица остро проступали сквозь побледневшую кожу. Другой кореец лежал без признаков жизни, но и ран на нём не обнаружили. Видно, удар Мишкиного кулака оглушил матроса, и тот ещё не оклемался.
– Ружья, ружья заряжай. Чего глазеете? Ещё не всё кончилось, – Мишка торопил своих товарищей и не замечал, что кое-кто из них в плачевном состоянии. Зажгли ещё один конец каната. И-дун растирал шею в багровых полосах и не мог говорить. Тин-линь зажимал рукой неглубокую рану на руке. Только Ювэй сидел, вобрав голову в плечи. Глазёнки его затравленно поблёскивали, он боялся глядеть на взрослых.
Мишка заметил его состояние и, не злобясь, отвесил ему подзатыльника. Мальчишка отлетел на палубу в ожидании добавки.
– Вставай, паршивец! Хватит валяться! Тоже, сторож! Поди хозяину перетяни рану. Пошевеливайся!
– Миш, а что с джонкой делать? – голос Тин-линя выдавал тревогу. – Глянь, как крутит её. Видать кормщик убежал.
– Это плохо! Надо вытащить его из норы. Пусть работает. Не ровен час, занесёт, куда не надо.
Джонку разворачивало боком к ветру, и будь он хоть чуток посильнее, не миновать беды. Парус отчаянно шелестел, джонка заметно кренилась на один борт. Берегов не было видно. Луны давно не стало, людей охватило беспокойство.