Пылающее копье

Голсуорси Джон

Редактор сделал жест, показывающий, что он польщен, и, еще сильнее уткнув подбородок в грудь, продолжал:

– Может быть, это будет идти еще неделю, может быть, кончится завтра ничего не предугадаешь. Но пока я получаю горы писем. Огромный читательский интерес.

– Да, да, - подтвердил мистер Левендер, - это весьма важно.

– Конечно, мы могли бы напечатать и это и ваше одновременно. Но боюсь, они убьют друг друга. Все же...

– Я бы не хотел...
– начал мистер Левендер.

– Знаете ли, я убежден, что публике надо давать только то, чего она хочет, - продолжал редактор.
– Полагаю, лучше поговорить с редактором последних известий, - и он подул в рожок.
– Пришлите мне мистера Трескинсона. Ваше дело чревычайно важно, сэр. Думаю, что мы начнем печатать вас с четверга. Да-да, следует ожидать, что к тому времени публике надоедят англичане в плену.

– Но не заставляйте меня...
– начал мистер Левендер.

Взгляд редактора на секунду прояснился.

– Вы хотите отнести это куда-нибудь еще, если мы... Прекрасно! Итак, я думаю, мы будем печатать их одновременно. Послушайте, мистер Трескинсон, мистер

Левендер увидел человечка, похожего на Бетховена, который хмуро смотрел, из-под очков, - как по-вашему, можем мы печатать о немецких пленных одновременно с английскими или же они убьют друг друга?

Изумленный мистер Левендер чуть не упал со стула.

– Вы что...
– сказал он.
– Разве это?..

Человечек, похожий на Бетховена, икнул и хрипло выговорил:

– Поток писем уменьшается.

– Вот оно что, - пробормотал редактор, - полагаю, мы прикроем эту штуку к четвергу. Новую пустим со вторника. На видном месте, Трескинсон. Это подогреет чувства и направит их. Все к лучшему, все к лучшему. Мнение созрело.
– Затем он, казалось, на мгновение засомневался, и его подбородок вновь опустился на грудь.
– Не знаю, - бормотал он, - конечно, это может...

– Пожалуйста, - начал мистер Левендер, поднимаясь; человечек в очках снова икнул. Эти два движения, видимо, придали редактору решимость.

– Все в порядке, сэр, - сказал он, тоже поднимаясь, - все в полном порядке. Мы говорим "четверг", и мы рискнем. Четверг, Трескинсон.
– И он протянул руку мистеру Левендеру.
– До свидания, сэр, до свидания. Рад был видеть вас. Так вы не хотите печатать под своим именем? Впрочем, это не имеет значения, все равно, только вы могли написать так. Фраза закручена превосходно! Вас и так узнают.
– И мистер Левендер в сопровождении Трескинсона оказался в приемной.

"Как ошеломляюще быстро он решил все вопросы, - думал он.
– И притом не только решал, он все это время отдыхал! Но не произошло ли ошибки?"

Мистер Левендер хотел было спросить об этом у своего спутника, но тот, икнув где-то в отдалении, исчез из виду. Оставшись в одиночестве, мистер Левендер подумал, не стоит ли вновь попроситься на прием к редактору, но в это время четыре джентльмена с блокнотами в руках колонной по одному прошагали в кабинет.

– Моя фамилия Левендер, - решительно сказал он молодой женщине.
– Здесь не произошло недоразумения?

– Нет, - ответила она, не поднимая головы.

Мистер Левендер тихонько вышел из приемной.

"Быть может, в интервью я сказал больше, чем сейчас помню, - думал он.
– В следующий раз я обязательно потребую гранки. А может быть, они приняли меня за какого-нибудь другого общественного деятеля?"

Но эта мысль была ему настолько неприятна, что он постарался выкинуть ее из головы и вышел на улицу.

В четверг - это как раз был день, когда мистер Левендер собирался возобновить свои ораторские поездки - он с волнением раскрыл уже упоминавшуюся выдающуюся газету. На первой же странице над третьим столбцом стоял заголовок: "Великий Деятель призывает нас исполнить долг". Статья, занимавшая один столбец драгоценной газетной полосы, начиналась призывом столь волнующим, что, не прочитав и двадцати строк, мистер Левендер совершенно убедился в том, что ее автор не кто иней, как он сам; скажи ему кто-нибудь, будто данное излияние чувств не принадлежит ему, он тотчас же объявил бы сказавшего это лжецом. Статья бросала читателя в жар и в холод и заканчивалась страстным призывом к англичанам уморить голодом всех германских военнопленных. Сияя от восторга, мистер Левендер положил газету на стол.

"От слов я перейду к делу, - подумал он, - я немедленно поеду в какой-либо сельский район, где работают пленные немцы, и добьюсь, чтобы наши крестьяне исполнили свой долг".

От волнения позабыв позавтракать, он сунул газету в карман, надел пыльник и широкополую шляпу и вышел к поданному автомобилю, в котором уже сидела Блинк, не успевшая позабыть печальный опыт недавнего путешествия.

– Мы поедем в сельскую местность, Джо, - сказал он, влезая в автомобиль.

– Отлично, сэр, - ответил Джо, и, не замеченные населением, они углубились в марево жаркого июньского утра.

– Что же дальше, сэр?
– спросил Джо после трехчасовой езды.
– Мы вроде приехали.

Мистер Левендер, завороженный красотой сменявшихся пейзажей, очнулся от грез и сказал:

– Я ищу германских военнопленных. Джо, когда вы увидите крестьянина, остановитесь.

– Какого сорта крестьянина?
– спросил Джо.

– Разве они бывают разных сортов?
– улыбаясь, возразил мистер Левендер.

Джо подмигнул.

– Вы никогда не жили в деревне, сэр?

– Не долее, чем по нескольку недель, Джо, если не считать Рочестера. Разумеется, я прекрасно знаю Истберн.

– Я знаю Истберн насквозь, - сказал Джо, уклоняясь от темы разговора, я там однажды был официантом.

– Жизнь официанта, вероятно, очень интересна.

– Еще бы. Только терпением запастись приходилось. Говорят, терпеливым все в жизни дается. А насчет крестьян вы узнаете много неожиданного, сэр.

– Я всегда готов к этому, Джо, ведь представить в деталях все разнообразие общественной деятельности просто невозможно.

– Я вам сейчас расскажу о крестьянах. Мне как-то пришлось путешествовать на своих двоих.