Раб моего мужа
Шрифт:
Одевшись, Элизабет уселась за туалетный столик. Но едва Анна коснулась гребнем ее волос, как стукнула дверь. Элизабет вздрогнула и оглянулась. На пороге стоял Джеймс.
— Что тебе угодно? — холодно спросила она.
— Выйди вон! — велел он служанке, и когда та убралась, приблизился.
Элизабет невольно сжалась в комок.
— Как ты себя чувствуешь, — поинтересовался муж.
— Нормально.
— Ты точно беременна, или мать выдает желаемое за действительное?
— А мне почем знать? — Элизабет пожала плечами. — У меня хрустального
— Но разве женщина не должна это чувствовать?
— Возможно, но не на таком маленьком сроке.
— Ладно, неважно. — Джеймс подошел вплотную и сунул руку в карман. — Мать хочет, чтобы я подарил тебе эту побрякушку. Блажь, но она мне уже все уши прожужжала.
Он извлек из кармана нитку бирюзы.
— Вот. Дурость, конечно, но она твердит, что бирюза, мол, помогает доносить ребенка до срока. Говорит, она носила эти бусы, когда была беременна мной.
— Хм… спасибо, — удивленно ответила Элизабет. Надо же, какая забота!
— Давай, надену.
Элизабет не горела желанием надевать ожерелье, побывавшее на шее миссис Фаулер, но противиться не стала. Она повернулась к зеркалу и расправила плечи. Джеймс подошел сзади.
— Расстегни воротник, — велел он. — Камни нужно носить у самого тела.
Она бездумно повиновалась. Пальцы расстегнули пуговку на горловине платья. Еще одну… И лишь нащупав на груди подарок Самсона — львиный зуб в серебряной оправе — Элизабет поняла, какую страшную ошибку совершила.
Она попыталась запахнуть воротник, но было уже слишком поздно.
— Что это? — поинтересовался Джеймс.
— Э-э-э, ничего, — пролепетала она, зажав клык в кулаке. — Так, безделушка…
— Ну-ка, дай посмотреть!
Муж накрыл ее руку своей и стиснул так, что талисман больно впился в ладонь. Пришлось разжать пальцы.
Джеймс приподнял клык и внимательно осмотрел его со всех сторон.
— Где-то я уже видел эту вещицу… — задумчиво пробормотал он. — Откуда она у тебя?
— Ах, не помню! — небрежно отмахнулась Элизабет, но голос предательски дрогнул. — Купила в Трентоне, в какой-то лавчонке. Приносит удачу или отгоняет злых духов… что-то вроде того…
— Любопытно… Ты веришь в злых духов?
— Разумеется, нет! Просто купила и все. Какая тебе разница?
Джеймс молчал, продолжая разглядывать амулет. Элизабет увидела в зеркале, что покраснела как вареный рак, а сердце колотилось так, что она испугалась, как бы муж не услышал его суматошный стук.
— Ну что ты прицепился к этой побрякушке? — собрав всю волю в кулак, спросила она. — Обычный грошовый сувенир, ничего особенного… Давай, я его сниму.
Губы мужа искривились в какой-то странной усмешке, но он, ничего не говоря, все же выпустил из пальцев талисман. Элизабет сняла его так торопливо, что едва не порвала шнурок. Она быстро выдвинула ящичек, швырнула туда украшение и задвинула от греха подальше.
Джеймс наблюдал за ней с холодным спокойствием, и когда злополучный талисман скрылся с глаз долой, в обычной для себя насмешливой манере спросил:
— Нервничаешь?
— Вовсе
— У тебя дрожат пальцы.
— Просто… здесь холодно.
— Разве? — Он покосился на зажженный камин. — Ладно, неважно. Сядь спокойно. Надену на тебя это чертово ожерелье.
Она выпрямилась и замерла. Джеймс неспешно расстегнул еще несколько пуговиц, а потому вдруг рванул платье вниз, обнажая торс. Элизабет попыталась прикрыться, но муж схватил ее за запястья и развел их в разные стороны. Она невольно уставилась в зеркало на свою торчащую из корсета грудь — белую, налитую, с аккуратными розовыми сосками.
Муж обвил ее шею бирюзовым ожерельем. Но вместо того, чтобы просто его застегнуть, он затянул его словно удавку, так, что блестящие голубые камешки впились ей в горло.
Элизабет охнула, беспомощно хватаясь за ожерелье, а Джеймс наклонился ближе, оцарапав щетиной щеку.
— Ты прекрасна, моя дорогая, — вкрадчиво произнес он ей на ухо. — Тебе так идет голубой!
— Ты меня задушишь! — прохрипела Элизабет, глядя в зеркало на свое побагровевшее лицо.
— Ну что ты, любимая, — ухмыльнулся муж. — Это было бы слишком легко.
Она оцепенела от ужаса, но тут Джеймс ослабил удавку. Он захотел поправить ожерелье, и когда его холодные пальцы коснулись кожи, Элизабет закусила губу, чтобы не завизжать.
Муж склонился над ней, вздымая тяжелым дыханием волосы на виске. Его ладони скользнули ниже и смяли обнаженную грудь. В последнее время она стала такой чувствительной, и грубое тисканье отозвалось в ней тысячей раскаленных игл. Но Элизабет, стиснув зубы, терпела. Она страшилась даже пошевелиться, не зная, что еще выкинет муж.
Джеймс покрутил между пальцами соски и оттянул их, сжав так сильно, что Элизабет невольно вскрикнула.
— Мне больно! — со слезами на глазах пролепетала она.
— Больно? — переспросил муж. — О, ты еще не знаешь, что такое настоящая боль.
Он поцеловал ее в висок и отстранился.
— Отдыхай, дорогая, — сказал он и вышел за дверь.
Элизабет трясущимися руками застегнула платье. Ее знобило, ожерелье давило на шею как железная цепь. Господи, какая же она дура! Надо же было так глупо подставиться с амулетом! Муж несколько дней не притрагивался к ней, и она вообразила себя в безопасности, идиотка! И что теперь?
Все тело била крупная дрожь. Элизабет потерла руками плечи и поднялась. Как же холодно! Нужно достать шерстяную шаль.
Подойдя к шкафу, она распахнула створки и принялась двигать вешалки с одеждой. На глаза ей попался гигиенический фартук. Во время месячных она надевала его под юбку, располагая сзади так, чтобы кровь не протекала когда она лежит или сидит.
Элизабет невольно пощупала гладкую водонепроницаемую ткань и вдруг вспомнила, как лежала в постели после укуса змеи. Голова кружилась, распухшая нога пульсировала от боли, а бедра и ягодицы прели от соприкосновения с этим фартуком и жутко чесались.