Раб моего мужа
Шрифт:
Тот повернулся к Розе.
— Что стоишь, дура? Ты уже получила свое. Или хочешь добавки?
— Нет, сэр, — пролепетала рабыня.
— Тогда пошла отсюда! — Он угрожающе взмахнул кнутом, и негритянка стремглав кинулась прочь. Браун взглянул на Сару. — Твоя очередь.
Та, кусая губы, принялась закатывать рукава.
— Прекратите это! — в отчаянии выпалила Элизабет. — Смотрите, она же напугана до полусмерти! Я уверена, она все поняла и раскаялась. Правда же, Сара? Скажи!
Сара подняла взор всего лишь на миг, но Элизабет успела
— Скажи, — ласково повторила она, — ты ведь все поняла и отныне будешь тщательнее мыть полы?
Негритянка разлепила полные губы и произнесла спокойным, на удивление мелодичным голосом:
— Не надо, мисс. Вы сделаете только хуже. Я виновата и должна понести наказание.
— Вот видишь, дорогуша? — Свекровь самодовольно усмехнулась. — Даже такое невежественное создание понимает, что мы поступаем по справедливости.
— Отойдите, мэм, чтобы я ненароком вас не задел, — пробасил Браун, поигрывая кнутом.
Элизабет развернулась и, глотая слезы, побрела в дом. А когда тишину прорезал свист кнута и отчаянный женский вопль, она закрыла уши руками. И при каждом новом вскрике сжимала голову так сильно, будто хотела ее раздавить.
Остаток дня она провела в своей комнате. Спускаться к обеду и сидеть за одним столом с мерзкой старухой было невмоготу, и она соврала, что от жары у нее разболелась голова.
Часам к трем Элизабет жутко проголодалась. Она попросила Анну пробраться на кухню и достать там чего-нибудь перекусить.
К ее удивлению служанка вернулась с огромным подносом, обильно заваленным всякой снедью. Сандвичи с индейкой, холодной говядиной и ветчиной, сыр, жареная кукуруза и в довершение этому — кувшин лимонада и огромный кусок персикового пирога.
— Ты что, ограбила кухню, и оставила миссис Фаулер без обеда? — поинтересовалась Элизабет. Она указала на поднос. — Угощайся, в меня одну все не влезет.
— Спасибо, мэм. — Анна взяла кусок хлеба и сыр. — Это все кухарка. Она как узнала, что это именно для вас, так навалила мне целую гору еды.
— Странно… С чего бы это?
— Так ведь она видала из окна, как вы заступались за тех бедных девчонок. А вчера кто-то из негров слыхал, как вы просили за ту негритянку, что померла… Слухи среди челяди разлетаются быстро.
Элизабет застыла, не донеся сандвич до рта.
— Так я же ничего не добилась, — пробормотала она.
Анна пожала плечами.
— И что с того? Похоже, вы первая, кто отнесся к этим бедолагам по-человечески.
Элизабет отхлебнула холодного лимонада. В носу защекотало от подкативших слез. Как бы ей хотелось помочь этим людям! Но что она может сделать? Ни Джеймс, ни его мамаша даже слушать ничего не хотят…
За окном уже начинало смеркаться, когда неожиданно распахнулась дверь, и на пороге показался Джеймс. Элизабет вздрогнула и уставилась на него.
— В чем дело? — без обиняков начал он. — Почему ты не спускаешься к ужину?
— Я не очень
— Вздор! Ты выглядишь совершенно здоровой. — Его взгляд упал на поднос с остатками еды. — Для больной у тебя подозрительно хороший аппетит.
Элизабет уныло переглянулась с Анной. Она как раз собиралась доесть эти сандвичи, но теперь придется тащиться вниз и сидеть с этой семейкой за одним столом.
Джеймс приблизился, и Элизабет почуяла запах спиртного у него изо рта. Она невольно вжалась в кресло, но он схватил ее за руку и заставил встать. В голове промелькнуло воспоминание о непотребстве, к которому он ее вчера принуждал, и к горлу подкатила тошнота.
— Не трогай меня! — со злостью выпалила она.
— Живо спускайся в столовую! Ты не будешь, как крыса, есть в своей норе!
Внизу уже накрыли стол. В начищенных канделябрах горели свечи, и в их желтом мерцании поблескивало столовое серебро. Когда подали ужин, Джеймс начал вновь разглагольствовать о политике.
— Мы должны отделиться от Севера! — заявил он, дергаными движениями ножа разрезая стейк. — Какого дьявола эти вшивые янки указывают нам что делать? Пусть они в своих вонючих нью-йорках творят что хотят, а это наша земля. Мы здесь хозяева! Мы!
Он бахнул кулаком по столу с такой силой, что зазвенела посуда. Миссис Фаулер с напускным сочувствием покачала головой.
Элизабет сделала вид, что ее это не касается. Женщине не пристало интересоваться политикой. Но все-таки она тревожилась из-за того, что в стране назревает раскол. Если Юг решит отделиться, разве Север просто так позволит ему уйти?
— Что случилось, дорогой? — медовым голосом поинтересовалась миссис Фаулер. — Почему ты так взволнован?
— Эти грязные политиканы опять взвинтили тарифы на импорт! — с возмущением сказал Джеймс. — Теперь все подорожает, а янки снова набьют карманы за наш счет. Скажи, ма, почему мы должны кормить этих торгашей?
— Ох! — Свекровь сокрушенно покачала головой. — Надеюсь, Господь покарает этих мерзавцев!
Элизабет не поднимала глаз от своей тарелки, но всем нутром ощущала испепеляющие взгляды, которые Джеймс и его мамаша бросали на нее. Она будто олицетворяла для них ненавистных янки, и ей казалось, что стоит пошевелиться или что-то сказать, как они вцепятся ей в глотку, словно свора бешеных псов. Поэтому она молча ковыряла вилкой гарнир.
Роза и Сара прислуживали за столом, и когда они подходили, чтобы подлить вина или сменить тарелку, Элизабет невольно косилась на их скрытые под рукавами запястья. Она заметила, что у Розы из-под белоснежного манжета выглядывает кусочек бинта.
«Бедняжки, наверное, им очень больно», — подумала Элизабет, и у нее окончательно пропал аппетит.
Когда ужин закончился, она хотела сразу подняться наверх, но, взглянув на хмурого мужа, передумала. Ладно, для приличия она побудет с ними еще какое-то время, а потом улучит подходящий момент и уйдет.