Работа по специальности

Лукин Евгений Юрьевич

– Не убежишь, не надейся!..

Пятиэтажки нигде не было. Их выбросило в каком-то совершенно другом месте. Следует сказать, что несмотря на предупреждение, Ромка собирался именно вырвать локоть и пуститься наутек, когда из-за скругления опоры одна за другой хищно вывернулись черно-лиловые глянцевые "мусорки" и устремились к ним, как две торпеды.

Тетка немедленно отпустила Ромкин мосол.

– Да стенку мне развалил!
– чуть ли не оправдываясь, объяснила она слепым продолговато-округлым тушам, круто осадившим в каком-нибудь

метре от них.

На гладких кожухах шевелились блики, обе твари как бы принюхивались, причем с видом весьма подозрительным. Чем-то они в этот миг напомнили Ромке сторожевых псов, и еще (черт его знает почему!) - Василия. Потом откуда-то подкатила еще одна, поменьше, и тоже озабоченно повела рылом.

– И начал первый - руку вот чуть не сломал...
– орала тетка. Ромка ошалело поглядывал на окружившие их механизмы. Нет, не Василия... Точнее не совсем Василия... Ментовский патрульный микроавтобус, только уменьшенный раза в четыре - вот что они ему напомнили!

– Ну чего стал? Иди!
– На этот раз тетка не решилась сопроводить приказ толчком. Плохо дело... Ромка двинулся в указанном направлении, и чернильные лоснящиеся "ментовки" покатили следом. Кажется, влип...

– Побеги-побеги...
– приговаривала тетка.
– Они тебе побегут! Они тебе так побегут, что света не взвидишь!..

Надо было немедленно на что-то решаться. Либо тут же, не сходя с места, слезно во всем покаяться, либо вдруг опрокинуть тетку на одну из машин - и давай Бог ноги... Только ведь догонят, собаки, вон они какие шустрые...

Конвоируемый угрюмыми "ментовками", Ромка обогнул скругление опоры, и глазам его предстали две непомерно огромные глыбы. Таких здоровых он здесь еще не видел.

Тем временем местность, словно разбуженная выкриками потерпевшей, начала волшебно оживать.

– Леха!
– лениво заорали поблизости (Ромка вздрогнул).
– Цирк пропустишь! Клавка за правду воюет!

Послышалось ответное восклицание, и вскоре из-за выдающегося ребром бледно-золотистого выступа вышли двое. Один - постарше и потрезвее - в кольчужно мерцающем короткоштанном полукомбинезоне с широкими оплечными лямками. При ближайшем рассмотрении оказалось, что комбинезон этот не то сплетен, не то связан из мягких, как веревочки, проводков. Лицо у обладателя кольчужно мерцающей спецовки было мудрое и морщинистое.

Второй - помоложе и крепко на взводе - щеголял в чем-то вроде длинного пончо из серого целлофана, подпоясанного по обширному животу куском толстого разлохмаченного на концах световода.

– А Клавка-то, - заметил он, тараща радостные мутные глаза на проходящих мимо, - обрастать начинает...

– Ничего, - успокоил тот, что в спецовке.
– Сунется опять куда-нибудь не спросясь - по новой облезет.

Оба, посмеиваясь, пристроились в арьергарде, однако вплотную приблизиться не решились, что тоже не ускользнуло от внимания Ромки, вообще чуткого в минуты опасности.

– Эй, малый, что натворил?
– окликнул

тот, что постарше.

– Стенку мне сломал!
– последовал торжествующий ответ, прежде чем Ромка успел раскрыть рот.

– Ну так и чо?
– сказал второй.
– Кладовка будет.

Стриженая Клавка обернулась и воинственно уперла кулаки в бока. Процессия остановилась. Зрители - тоже.

– А я просила?
– Голос Клавки стал несколько визглив.
– Я когда-нибудь кого-нибудь о чем-нибудь просила? Унижалась я когда-нибудь перед кем-нибудь?

Каждое "нибудь" падало подобно удару молотка, с каждым разом все более приобретая какой-то неуловимо матерный призвук.

"Ментовки" терпеливо ждали конца разговора. Потом одна из них двинулась к зрителям и сильно обоих встревожила, чтобы не сказать, всполошила. Тот, что в пончо, кинулся к ближайшей глыбе, прыгнул на нее животом и, отбрыкивая воздух толстыми босыми пятками, вполз на покатую верхушку. Владелец спецовки, не торопясь, но и не мешкая, отступил с оглядкой к стене, поближе к теневому овалу. Затеплившаяся было у Ромки надежда, что эти симпатичные подвыпившие дядечки ему помогут, - рухнула. Они, явно, и сами побаивались глянцевых тварей.

– Да трезвый я, трезвый, начальник, - глумливо обратился с глыбы присевший на корточки толстяк, в то время как "мусорка" закладывала ленивый акулий вираж вокруг камушка.
– Чего принюхиваешься?

– Ни стыда, ни совести!
– сказала, как печать оттиснула, стриженая Клавка.
– Тьфу!

И двинулась к дальней молочно-белой громадине.

– Ломай!
– приказала она.

– А?
– тупо отозвался Ромка.

– Ломай-ломай! Нанес ущерб - так возмещай теперь! А ты как думал? Церемониться с тобой будут?

Ромка все еще не верил своим алым оттопыренным ушам.

– Как это - ломай?

– А как хочешь!

Происходящее сильно напоминало провокацию. Ромка оглянулся и вздрогнул. В нескольких шагах от него стояла неизвестно откуда взявшаяся девушка с надменным скучающим лицом. Сверкающий, как фольга, балахончик, хитрого плетения поясок... Одна из "ментовок" сунулась было незнакомке под ноги, но та отогнала ее ленивым движением руки.

– Ну ты, Клавка, зверь, - покручивая головой, заметил мудрый и морщинистый, по-прежнему держась на безопасном расстоянии.
– Как он тебе ее сломает? Она уж тут неделю стоит, никто за нее не берется! Ты совесть-то хоть имей...

– Совесть?..
– вскинулась Клавка, и тут словно ручку громкости увернули. Некая соблазнительная выпуклость на молочно-белой глыбе приковала внимание Ромки. То есть настолько соблазнительная, что так бы по ней и тюкнул. Зеркальная кувалдочка в руке сразу отяжелела, и Ромка, не в силах отвести глаз от заветного бугорка, сглотнул. Где-то далеко-далеко, на пределе слышимости, продолжали ругаться насчет совести.

– ...меня, что ли, мучит?

– А нет ее у тебя - вот и не мучит!