Рабы Парижа
Шрифт:
Это был папаша Тантен.
Нельзя сказать, чтобы он был нищим. Просто у него было твердое правило: не одежда красит человека, а человек одежду.
По этому поводу у него были постоянные споры со щеголеватым Бомаршефом.
Тантен говорил, что дорожит своим рубищем не меньше, чем телом.
Он был убежден, что, сменив одежду, изменится как личность.
— Вы называете мой костюм лохмотьями? Пусть будет так. Но я знаю, каков я в них. А себя, одетого в ваш сюртук, я не знаю, — говаривал Тантен респектабельному доктору Ортебизу.
Надо, впрочем, отдать ему должное: идя с визитом к графу, старик смазал свои истоптанные сапоги и вытрусил пыль из того, что называл костюмом.
Когда живописная фигура папаши Тантена возникла на пороге графского особняка, слуги покатились со смеху.
На просьбу старика доложить о его приходе ему ответили, что де Мюсиданы в отъезде и вернутся не раньше, чем через сто лет.
Насмешка нисколько не смутила добродушного Тантена.
Он робко повторил свою просьбу, пояснив, что пришел по поручению своего хозяина, комиссионера с улицы Монторгейль.
Ему посоветовали вернуться на эту улицу и передать привет своему хозяину.
Тогда папаша Тантен вытащил из прорехи, заменявшей ему карман, визитную карточку Батиста Маскаро.
Камердинер Флористан слыхал, как господа не раз с беспокойством произносили это имя.
Он взял карточку и пошел по парадной лестнице на второй этаж.
Господа только что сели завтракать.
Когда граф прочитал имя Маскаро, у него кусок застрял в горле.
— Проводите этого человека в библиотеку и скажите, что я выйду к нему после завтрака.
Флористан удалился.
Октавий передал карточку жене и сказал:
— Посмотрите!
Графиня была бледна, как смерть.
— Я догадалась, — прошептала она и опустила голову.
— Отсрочка кончена, — с отчаянием произнес Октавий. — Вот этот клочок картона — наш приговор…
Он вскочил и так яростно ударил кулаком по столу, что многое из посуды опрокинулось или упало на пол.
— Я не могу ничего сделать против этих подлецов! — вскричал граф. — Я оскорблен, раздавлен — и вынужден молчать!
Он упал на стул и заплакал, закрыв лицо руками.
Диана встала перед ним на колени.
— Прости, Октавий! — молила она. — Я одна виновата, почему же не я одна наказана? Где же Твоя справедливость, Господи?
Граф указал жене на дочь.
— А Сабина? Я должен отдать ее одному из этих грязных негодяев! Жертвовать дочерью ради спасения чести — это ли не самое худшее бесчестье?
Мадемуазель де Мюсидан твердо решила, что будет жить ровно столько, сколько необходимо, чтобы выручить из беды родителей.
Она будет женой Генриха де Круазеноа лишь до той минуты, пока он не отдаст в обмен на ее тело бумаги, содержащие страшные тайны матери.
После этого душа ее отойдет к Богу, раз уж ей не суждено соединиться с Андре на земле.
— Я думаю, что маркиз де Круазеноа может оказаться очень хорошим мужем, — сказала она.
— Спасибо, дорогая Сабина! — сказал несчастный граф.
Он взял себя в руки, встал и проговорил довольно уверенным голосом:
— Придется дать согласие, хотя бы для виду. Предоставим все случаю. Подождем. Если же судьба от нас отвернется, то я знаю, что надо будет сделать в ратуше, чтобы предотвратить несчастье.
Граф де Мюсидан поцеловал дочь и решительным шагом направился в библиотеку.
Диана рыдала.
Папаша Тантен нисколько не обиделся на то, что его заставили ждать.
Старик неторопливо и как-то по-хозяйски прогуливался по графской библиотеке, куда его проводил Флористан.
Внимание оборванца привлекали то резные кресла, то книги в тисненных золотом кожаных переплетах, то прекрасные статуэтки на столе.
— Истинно аристократическая роскошь, — подвел он итог своих наблюдений, усаживаясь на мягкий диван и небрежно закидывая ногу за ногу. — Редкостное сочетание красоты и уюта. Приятно будет приезжать сюда в гости к Генриху! А я устрою подобное гнездышко для красавицы Флавии, когда ее мужем станет маркиз Поль де Шандос.
Где-то недалеко хлопнула дверь.
Послышались быстрые мужские шаги.
Старик умолк и поспешно встал с дивана.
В библиотеку вошел хозяин, граф Октавий де Мюсидан.
Папаша Тантен низко поклонился ему, прижав к груди измятую шляпу.
— Ваш покорнейший слуга, ваше сиятельство, — продребезжал он фальцетом.
Граф замер от неожиданности, увидев вместо богатого комиссионера какое-то жалкое пугало.
— Это вы передали мне визитную карточку? — спросил он.
— Да, господин граф.
— Но она явно не ваша.
— Я — не господин Маскаро, я — его служащий. Меня зовут Тантен, Адриан Тантен. Господин мой, надеюсь, простит меня за то, что я осмелился воспользоваться его почтенным именем. Ведь иначе я не смог бы увидеться с вашим сиятельством и выполнить его поручение.
Октавий де Мюсидан смерил старика взглядом с головы до ног.
Неужели у Маскаро не нашлось никого поумнее и поприличнее?
— Я пришел по делу, которое господину графу уже известно, — продолжал Тантен. — Необходимо заключить договор.
Хозяин запер дверь библиотеки и положил ключ в карман.
Старик, казалось, не обратил на это никакого внимания.
— Почему пришли вы, а не господин Маскаро? — спросил Октавий, садясь в кресло.
— Так он решил.
— Господин шантажист, видимо, струсил?
— Может быть.
— Раньше он был смелее.
— Видите ли, ваше сиятельство, ему есть что терять.
— А вам?
Тантен раздвинул полы сюртука и повернулся кругом, демонстрируя все убожество своего костюма.