Рабы
Шрифт:
Доводы маклера все более обезоруживали покупателя. Абдуррахим-бай был вынужден сослаться на шариат.
— Хороший мальчик. Но шариат не разрешает покупать суннита и делать его рабом. Купив его, я согрешу. Я не хочу этого.
Но маклер не растерялся:
— А вы поговорите с ним сами, чтобы убедиться, что он не суннит. У него грубый кызылбашский [53] язык. Вот послушайте.
И маклер принялся расспрашивать Некадама, откуда он, и
53
Кызылбаш — дословно «красноголовый», так называли шиитов, то есть иранцев. Первоначально кызылбашами назывались Сефевиды (иранская династия XVI в.), носившие красные головные уборы, а позже прозвище это распространилось на всех иранцев.
На каждый вопрос мальчик отвечал по-кызылбашски. И если сомневался в каком-нибудь слове, говорил медленно, осторожно.
— Ну, вот, видите сами! — сказал маклер Абдуррахиму-баю. — Как может он быть суннитом? Если вы и теперь скажете «не куплю», станет ясно, что приехали сюда не покупать, а потолкаться и что нет у вас возможности купить и прокормить раба.
Маклер заметил, что эти слова укололи самолюбие Абдуррахима-бая. Он взял его за руку и повел к Кариму-баю.
— Этот человек хочет купить Некадама. Сколько с него получить?
Карим-бай отнесся к Абдуррахиму-баю, как к давнему знакомому, он посмотрел на покупателя теплым взглядом и улыбнулся:
— Этот человек богат и опытен. Он сам знает цену всякому товару. Как он скажет, так и сделаем. Из-за мальчишки-раба нам спорить не стоит.
— Ну, в таком случае я разниму вас! — воскликнул маклер и соединил руки хозяина и покупателя. — Хотя этот мальчик стоит сто золотых, хозяин уступит его за шестьдесят. А?
Абдуррахим-бай вздрогнул от этой цены и вырвал свою руку из руки маклера.
— Нет, не выйдет! Карим-бай мягко возразил:
— Если уважаемый брат и не даст денег, не беда. Но если даст, то уж по стоимости товара.
И, обернувшись к маклеру, сказал:
— Ты же видел: утром я не отдал его и за семьдесят золотых.
Маклер настаивал, снова взял руку Абдуррахима-бая.
— Ну, ладно. В таком случае пусть будет пятьдесят золотых!
— Нет! — отдернул руку Абдуррахим-бай, но маклер держал ее крепко.
— Ну, говорите вашу цену!
Абдуррахим-бай, уже сожалея, что должен что-то сказать, нехотя ответил:
— Ну, ладно, сорок.
Карим-бай, услышав о сорока золотых, которые посыплются в его карман, сделал вид, что огорчен столь низкой ценой.
— Нет, не пойдет. Я его лучше убью и выброшу. Иначе он мне испортит все цены, дороже обойдется.
Но незаметно подмигнул маклеру. Маклер махнул рукой:
— Если хозяин
Когда Абдуррахим-бай, огорченный и уже уверенный, что сильно промахнулся, нехотя отсчитал деньги, маклер соединил опять руки работорговца и рабовладельца и вдохновенно воскликнул:
— Да будет вам польза от этих денег, а вам от раба! Переложили деньги из полы в полу.
Сорок золотых быстрой струйкой скользнули в раскрытый кошель работорговца, а маленький Некадам стал товаром Абдуррахима-бая.
Маклер, получив по две тенги от покупателя и продавца, вновь пожелал им обоим благополучия.
Акрам-бай взял каменный брусок, обвалял его в муке и покатал этот брусок по голове мальчика.
Таков древний обычай. При покупке скота, встретив купленную лошадь, корову или осла, хозяйка обваливала камешек в муке и проводила им по голове животного. Считалось, что голова его становится каменной и никогда не погибнет.
— Абдуррахим-бай, пусть голова раба будет крепка, как камень! С вас магарыч! — сказал Акрам-бай.
И получил от Абдуррахима-бая семь медных пулов, считающихся жертвой святому Бахауддину.
Карим-бай сказал Абдуррахиму-баю:
— Теперь сходите за одеждой для мальчика, а мою с него снимите и отдайте моему слуге.
— Эге! Вы забавный человек, — удивился Абдуррахим-бай. — Такому купцу не к лицу подобные слова. Если я за десять тенег покупаю осла на базаре, мне дают в придачу два аршина веревки, чтобы взять осла. А вы за сорок золотых продали мальчишку и норовите отпустить его нагишом. Я из уважения к маклеру пошел на эту сделку. Но если вы раскаиваетесь, я охотно ее расторгну.
Едва маклер заметил, что дело может разладиться, он поспешно вмешался:
— Мальчик не выйдет нагишом. Он оденет свою прежнюю одежду.
И по незаметному разрешению Карима-бая слуга быстро сбегал за прежней одеждой Некадама.
Маклер снял с него чистую одежду и надел старую, пропахшую потом, забитую пылью длинных дорог, по которым два месяца он двигался через пустыни, горы и степи, пока не достиг, наконец, Абдуррахима-бая.
— Ну, идите теперь, желаю вам обоим успеха.
Всего лишь два дня мальчик успел поносить свою обновку.
13
Наби-Палван усердно выполнял поручение Абдуррахима-бая.
Крестьяне сдавали очищенный хлопок. Наби-Палван принимал его и связывал в кипы.
Крестьян, не успевших очистить хлопок, Наби-Палван уговаривал взять новую партию.
— Потом рассчитаемся, — говорил он.
Некоторые, послушав Наби-Палвана, брали новый хлопок, не успев отдать прежнего. Но были и осторожные, решившие подождать.