Рабы
Шрифт:
— Кто там? — громко спросил один из пленников. Ни звука, ни движения.
— Кто ты? Человек, животное, дьявол? Ну, говори!
— Ох!., смерть моя! — слабо простонал человек у двери.
— Кто ты?
— Я умираю… У меня… разбита голова. Много крови потерял… — пробормотал новый пленник.
— Что с тобой?
— Началась… война.
— А! — рванулся хатырчинец. Но цепь не пустила его выпрямиться. Хатырчинец попробовал привстать, но опять упал на спину.
Хатырчинец своим
— Так, война. А потом?
— Людей набирают… Как услышали, что я рассказываю о проделках маддаха, меня схватили… избили… Бросили сюда.
— Слава богу! — заговорил хатырчинец, оживляясь и не в силах сидеть неподвижно. Цепь его зазвенела. — Я увижу это раньше, чем умру!
— Если революционеры осилят, мы увидим. А если отступят, как при Колесове, мы ничего не увидим. И эта надежда уйдет с нами в могилу.
Хатырчинец рассердился:
— Теперь мы победим. Теперь революция хорошо вооружена, хорошо подготовлена. Народ не идет за эмиром. Ведь вы слышали: «Народ разбегается». Нам помогают русские. Нам помогают рабочие, Красная Армия, большевики Туркестана. Теперь мы сильны!
Он еще ликовал, когда за дверью застучали шаги нескольких человек. Лязгнул замок.
— Идут за нами. Нас освобождают! Дверь открылась.
Всунув в дверь пылающий факел, человек внес его в темницу.
Узники, за шесть месяцев отвыкшие от света, с удивлением озирались друг на друга. Но глаза не выдержали столь яркого света, заслезились, закрылись.
Вслед за факелом в комнату вошли двое людей, похожие на дьяволов.
Умело и ловко они принялись освобождать узников от цепей и колодок.
Узники, прежде недоверчиво слушавшие хатырчинца, теперь, когда кандалы свалились с них, поверили в свободу, и сердца их горели от радости.
Освобожденных от кандалов вывели при свете факелов на двор полицейского участка.
Среди двора их окружили вооруженные джигиты.
Сердца, еще горячие от надежд, упали в бездну горя.
Один из стражников миршаба, пройдя к первому ряду, взял руки хатырчинца и связал их спереди. По обычаям эмирской Бухары, руки, связанные у узника спереди, означали, что он будет казнен.
— По чьему приказу вы хотите нас убить? — спросил хатырчинец.
— По приказу миршаба Султана-бега.
— С каких пор Кали-Султану дано право смертной казни? Разве это право не принадлежит одному лишь эмиру?
Стряхивая со своего рукава вшей, которые покрывали узников, стражник ответил:
— С тех пор как началась борьба эмира с джадидами, Султан убил людей больше, чем вшей на твоем теле. И людей он бьет легче, чем ты вшей. Какой дурак теперь ждет эмирских приказов, когда вокруг такое делается!
Остальным узникам тоже связали руки
Впереди, освещая дорогу, несли факел.
Следом за факелом шли два человека, державшие короткие, как рукоятки топоров, палицы, а с их поясов свешивались ножны с обоюдоострыми ножами. Это шли палачи.
Пленников погнали на запад, берегом реки Пирмаст.
Хатырчинец, глядя при колеблющемся свете факелов на нового узника, шедшего с трудом, сказал:
— Когда мы собирали топливо, нас было семеро. Когда нас схватили, один убежал, уменьшив наше число и опечалив наши сердца. И вот, в минуту смерти, снова нас семеро.
— Подобно звездам Большой Медведицы! — ответил новый узник.
— Ого! Перед смертью ты заговорил.
— А я не собираюсь умирать! — тихо ответил новый узник. — Не дам и вас убивать.
— Что ж, сотвори чудо! Посмотрим, как оно совершается! — недоверчиво ответил хатырчинец.
По дороге с западной стороны показались арбы и всадники, двигавшиеся навстречу.
— Гоните их к обочине! Сверните арбы с дороги! — закричали стражники, размахивая факелами.
Однако встречные не послушались.
Перебраниваясь, даже не глядя на стражников, встречные заполнили всю дорогу. Конские морды и свирепые лица ездоков показывались из мрака и вновь пропадали.
Стражникам и узникам пришлось свернуть на край дороги.
Идущих и едущих, всадников и арб становилось все больше.
Все чаще слышались среди них крики, перебранка. Хозяева арб, чьи лошади были сильнее, наезжали на тех, что ехали на слабых лошадях. Никто не слушал криков всадников, застрявших между арбами, давивших без разбора все, что попадало им на пути, в неудержимом беге, в оголтелой спешке.
Толпа оттесняла узников все дальше.
У соломенного базара стражники свернули с дороги и повели узников по узкой улице, идущей к небольшой площади, в сторону гробницы Хаджи Абдулхалика Гиждувани. [126]
Эта площадь была местом казней для тех, кого убивали тайно.
Раньше, чем зарезанный успевал остынуть, его волокли за ноги на кладбище, окружавшее гробницу, и бросали в какую-нибудь провалившуюся могилу. Так делали, чтобы поскорее скрыть следы казни от посторонних глаз.
126
Хаджи Абдулхалик Гиждувани — мусульманский мистик XII в., глава и наставник местных дервишей; его могила находится в Гиждуване.