Ради мира на земле
Шрифт:
В конце марта 1942 года Ставка Верховного Главнокомандования поставила войскам Западного фронта задачу — силами трех армий соединиться с частями, действовавшими в тылу врага, и во взаимодействии с войсками Калининского фронта ликвидировать Вяземский узел немецкой обороны. Это вело к неизбежной катастрофе всей группы армий «Центр», снимало постоянную угрозу Москве.
Наступил и для нас долгожданный час. В ротных колоннах с вещевыми мешками за плечами мы шагаем к переднему краю. Колышется частокол винтовок с примкнутыми штыками, под ногами хрустит оледеневший снег. Впереди где-то громыхает, кромка горизонта отсвечивает
Еще днем, когда проходили мимо позиций артиллеристов, состоялось наше боевое крещение. Стая «юнкерсов» налетела из-за лесочка.
— Ложись! — закричали вокруг.
Роту с дороги будто ветром сдуло. Мы с Сашей Сотниковым нырнули в воронку. Заухали взрывы. Вздрогнула и заколебалась земля. В стороне надрывались зенитки. Дробно били пулеметы, нарастал треск винтовочных выстрелов.
Первым увидели мы Павла Петровича Иванова, всеми уважаемого в роте бойца. Он стоял на колене у вывороченной ели. Винтовка его, пристроенная на неровном срезе дерева, выцеливала пикирующий бомбардировщик. Лицо солдата было сосредоточенным, и весь он был как сжатая пружина. Пронзительный вой снова прижал нас к земле. Бомбы легли совсем рядом.
Потом мы двинулись дальше, мимо раскиданных взрывами повозок, саней, орудий. И среди этого хаоса — люди торопливо подбирали убитых и раненых товарищей, наводили порядок в порушенном хозяйстве. У дороги два рослых артиллериста суетились около сникшего товарища. Он лежал на грязном затоптанном снегу. На груди его, вокруг рваной дыры на шинели, выступило красновато-бурое пятно. Вот они осторожно подняли его и тихонько понесли к пушке, на лафете которой сидел сержант и обматывал бинтом ногу ниже колена.
В сумерках рота остановилась у опушки искромсанного взрывами леса. Это и был тот самый передний край, тот рубеж, на котором сошлись два мира, две силы лицом к лицу.
С немецкой стороны неслись торопливые пулеметные и автоматные очереди, взлетали осветительные ракеты. Наши молчали.
Не успели мы еще осмотреться, как Павел Петрович завел знакомство с солдатами отводимой на отдых части. Низкорослый, с ввалившимися глазами боец рассказывал:
— Днем от самолетов никакого спасу, а ночью жить можно. А постреливают фашисты сейчас от страха. Не сообразят: для разведчиков лучшего ориентира и не придумаешь. Прошлый раз наши такого стрелка взяли тепленьким.
— А с жильем как? — выпытывал Павел Петрович.
— До просухи, ребята, придется вам, как зайцам, на кочках да в шалашах спасаться. В блиндажи и траншеи уже подошла вода. Место тут гиблое — болотина.
— Привыкнем, — вставил Саша.
— Так оно. Я вот от Тулы пехом сюды. Почитай, всю зиму тут. Сдюжил, — солдат отвернул обожженную полу шинели и, пошарив в кармане, протянул Павлу Петровичу кисет и круглую жестяную баночку из-под сапожного крема: — Курево заберите — с табачком веселее. — Солдат обвел нас взглядом и, задержав его на Павле Петровиче, сказал: — Ребят, старина, береги — зеленые. Таких тут косит, как по росе траву.
Павел Петрович Иванов — бывший боец Чапаевской дивизии, коммунист Ленинского призыва, рабочий одного из уральских заводов. Авторитет его непререкаем. Человек добродушный и сметливый, он знал тропинки к сердцам людей, в любой обстановке мог подать дельный совет, развеселить шуткой.
Первая фронтовая ночь. Выставив сторожевые дозоры и оставив в окопах от взвода по отделению,
— Заливай, ребята, костер. Да сушняк не мочите — сгодится, — сказал Павел Петрович.
Я сглотнул клубок слюны и потихоньку накренил котелок с чаем. Пар и чад метнулись в лицо.
Все смолкли. Сверху несся гул самолета да слышался треск выстрелов. Где-то в стороне ухали пушки.
— Давайте, ребята, ужинать, — предложил Саша. — Не переждешь.
О закраины котелков застучали ложки, неясно мелькали лица.
— Да у меня, кажись, в мешке сухарь завалялся, — засуетился Павел Петрович. — Ешьте. Без еды солдат — заморенный конь: ни извоза, ни прыти. А у нас впереди столько работы, — он с треском отламывал и совал каждому немножечко сухаря, бросая крошки себе в рот.
Когда одиноко заскребла по дну котелка последняя ложка, Павел Петрович предложил:
— Покурим — и на боковую. На войне свежая голова нужна.
Неделю уже мы обживали передний край. В расположении соседней части день и ночь стоял треск выстрелов, не прекращалась дуэль пушек, слышался гул бомбежек. У нас же было относительно тихо, если не считать минометных налетов да перестрелок, которые, казалось, начинались ни с того ни с сего и так же заканчивались.
Не заметили, как сошел снег и все низинки залило водой. Днями было совсем тепло, только все хуже и хуже становилось с боеприпасами и питанием. Единственный подход к переднему краю полка — гать через торфяное болото — немцы с первой талицей разнесли бомбежками в щепы. Все ночные усилия наших саперов восстановить дорогу фашисты сводили на нет одним налетом. И каждую ночь из рот уходили через болото люди, чтобы к утру доставить боеприпасы, продукты. Приходилось все туже и туже затягивать ремни.
Поздним вечером нам коротко изложили приказ: утром после короткого артиллерийского налета при поддержке двух «тридцатьчетверок» овладеть высотой Заячья гора, которая давала возможность контролировать автостраду.
Чуть забрезжил рассвет — загрохотали пушки, показались «тридцатьчетверки», и за ними двинулись мы. Вначале все шло гладко. Потом, когда смолкли пушки, один из танков загруз в низине, второй остановился подбитый. Все плотнее становился пулеметный и автоматный огонь врага, ударили минометы. Рота залегла. Уже несколько солдат безжизненно опустили головы на сырую землю, кое-кто, ища спасения, посматривал назад. В этот миг и поднялся в рост командир роты.
— За мной! За Роди-и… — взрыв мины уложил его на землю.
— Убит! — пронеслось по цепи.
— За мной, ребята! Ура-а-а! — раздался голос Саши.
Пригнувшись, он рванулся вперед. И поредевшая рота выплеснулась на траншеи врага. Павел Петрович швырнул в отходящих фашистов гранату. Саша с колена короткими очередями вел огонь из автомата. Возбужденные и вспотевшие солдаты растеклись по высотке.
— Занять оборону! — последовал приказ.
Мы с Павлом Петровичем устроились по соседству, в окопе вражеских минометчиков, которые лежали сраженные пулями.