Ради тебя одной
Шрифт:
Лариска скормила водным тварям не одну булку, прежде чем позволила увести себя с пирса. Да и Наталья не слишком охотно поднялась с удобной деревянной лавочки, где так покойно было сидеть, пригревшись на непривычно теплом зимнем солнышке.
Они пошли бродить по окрестным улочкам и внезапно набрели на… кота!
– Мама, смотри! – задохнулась от привалившего счастья Лариска. Смотреть действительно было на что. Кот был то ли каменный, то ли чугунный, черный, в два человеческих роста в холке, весь собранный из больших полушарий. Округлое черное чудо получилось веселым и лукавым. Оно игриво взирало на подошедших вплотную россиян.
– Вот это котяра! – восхитилась Лариска. – Я хочу такого же.
– Забирай, – разрешила мама.
Лариска поддержала игру, подошла вплотную и подергала кота за толстенную железную лапу. Наташа громко мяукнула, и дочка в испуге отскочила. Потом, сообразив, расхохоталась. Наталья тоже улыбнулась.
Как здесь хорошо! И как бы было совсем здорово, если бы они гуляли по Барселоне не вдвоем, а втроем.
Они зашли перекусить в одну из бесчисленных барселонских кафешек. Присели за столик. Кафе стояло в стороне от стандартных туристских маршрутов, здесь ели и проводили время обычные барселонцы. А потому меню было только на двух языках – каталонском и испанском, одинаково непонятных для двух российских гражданок.
– Ларисик, – снова начала Наталья, перед этим наугад ткнув перед официантом в пару строк меню. – У нас с тобой есть проблемы.
– Ты уедешь к Ефиму? – спокойно спросила та.
– Ему надо помочь, – ответила несколько сбитая с толку Наталья. – Одному ему труднее.
– Там опять война? – снова спросила девочка.
– Нет, что ты! – ужаснулась Наталья. Она никак не ожидала такого поворота.
– Там война, – сказала Лариска. – Ефима могут убить. Если ты поедешь, могут убить и тебя.
– Ты преувеличиваешь, дочка, – сказала Наталья. – Это же не Африка. Есть милиция, есть друзья. Ефим тоже мужчина крепкий.
– Моего папу убили. Меня взяли вы. Если вас убьют, куда я денусь? – Лариска тихо, без звука, заплакала. Наталья не выдержала, слезы потекли и из ее глаз.
Подошедший официант так и стоял в трех метрах, с тарелками в обеих руках. Каталонец, испанец – разницы нет, если нормальный мужчина видит плачущих женщин. Наконец он подошел поближе, поставил на стол тарелки и что-то спросил.
«Могу ли я чем-нибудь помочь?» На каком языке это было сказано, Наталья не знала. Смысл же поняла прекрасно. И по-русски ответила:
– Спасибо. Мы справимся.
И он точно так же понял смысл ответа. Ободряюще дотронувшись до Натальиного плеча, официант отошел в сторону.
Обед прошел в молчании. Потом, уже не тратя время на прогулки – Наталье в 15.30 нужно было в гостиницу, за ответом, – они прошли к своей припаркованной каракатице и поехали от моря, в гору. Отель был на самом верху, но добрались вовремя.
Сообщение для Натальи – лежало на стойке на ресепшн. Дежурный портье любезно передал даме сложенный вдвое листочек.
Текст на английском извещал госпожу Bereslavsky – после регистрации она поменяла свою фамилию на мужнину, – что место для ее дочери в пансионе на ближайшие три недели зарезервировано. Приезжать можно в любое время. Здесь же, на ресепшн, она заказала авиабилет до Москвы. Вздохнула, узнав стоимость, – гораздо дороже привычных туристских чартеров. Зато через четыре дня – других билетов не было – она будет дома.
Лариска стояла неподалеку, исподлобья наблюдая за всеми мамиными манипуляциями.
– Где ты меня оставишь? – спросила она, когда Наталья с квитанциями в руке подошла к дочери.
– В пансионе. Там хорошо. Помнишь, когда ты в первый день после приезда спала, я туда подъехала?
– Вас не убьют? – спросила Лариска, вдруг как-то сразу ставшая меньше и тусклее.
– Не убьют, – как можно увереннее ответила Наталья. – Мы вернемся за тобой вместе.
– Поклянись!
– Обещаю, – сказала Наталья.
Лариска опять заплакала, Наталья обняла ее, прижала к себе. Вышколенный портье на ресепшн в отличие от официанта крошечного ресторанчика старательно делал вид, что ничего не происходит. Мимо него каждый день проходили сотни чужих судеб, и он не мог – да и не хотел – в них вмешиваться.
Личная жизнь – в хорошем отеле неприкосновенна. Будь то личное счастье или личное горе.
19. Береславский
Москва
В такую погоду, да еще с ветром и снежной крупой в лицо, в Кусковском парке гуляют только истинные любители усадебной архитектуры. Ефим любил Кусково всегда. Он испытывал искреннее чувство к господам Шереметевым, построившим этот замечательный полуприродный-полуантропогенный памятник тому, как надо жить в ладу с окружающим миром. В самом деле, как этим можно не восторгаться? Величественный дворец стоял прямо перед огромным озером. Даже сейчас, когда оно покрылось льдом, это было красиво. А летом? В гамму добавлялась яркая зелень травы, синь неба и его отражения в воде, приглушенные темно-зеленые оттенки окружающего леса. И белые лебеди, спокойно рассекающие тихую гладь озера. Красота, чего там говорить.
Он приехал в Кусково довольно рано. По дороге часто озирался по сторонам, но ничего подозрительного не приметил. В принципе он сам напрашивался на скандал. В его интересах было поскорее пообщаться с пока неведомым врагом, чтобы хотя бы понять, чего от него хотят. Психический склад Береславского был таков, что процесс ожидания в определенной степени его деморализовывал. В драке – да, на него смело можно было положиться. Но ожидание пагубно действовало на темпераментную натуру.
Пожалуй, этим в значительной степени объяснялось вчерашнее выступление по «ящику». Получившееся практически спонтанно, оно здорово подлатало его уверенность в своих силах. Ефим даже не ожидал такого потока звонков и предложений, обрушив-шегося после эфира. Домашний и несекретный мобильный буквально разрывались от вопросов, советов и теплых пожеланий. Ничего полезного из них пока извлечь не удалось, но, во-первых, моральная поддержка в подобной ситуации дорогого стоит. А во-вторых, как сложится ситуация завтра – никто не знает. Так что помощь, предложенная друзьями из СМИ, коллегами по рекламному бизнесу и просто хорошими знакомыми, была отнюдь не пустым звуком.
Кое-что выстрелило и фактически. Разволновавшийся за друга Кунгуренко прислал ему помощника, некрупного, можно сказать, даже мелкого, но плотно сбитого парня. Дима – так звали старлея – объяснил, что он здесь неофициально, хотя и вооружен. После чего потребовал постановки задачи.
Ефим сформулировал четко: до 12.00 – охранять его от всяческих нежелательных контактов, кроме одного. О желательном контакте Береславский предупредит Диму поднятой кверху правой рукой. После 12.00 Дима должен был удалиться. Ефим не стал ему объяснять, но после 12.00 Береславский собирался сделать все, чтобы посланники неведомого, но ужасного Прохорова смогли его захватить.