Ради тебя одной
Шрифт:
Что же делать? Медленно, но верно они приближались к месту, где он должен был забрать Альку. Как оторваться?
Идея созрела самым волшебным образом. То есть – мгновенно. Для ее осуществления ему требовалось несколько обстоятельств сразу: чтобы схему движения перед Дмитровкой не изменили, чтобы технологический проезд-туннель под железной дорогой не закрыли. И может быть, самое главное – чтобы ему повезло.
Он по старым следам – не мозгом, а памятью рук, вертевших руль, – выехал к туннелю. Собственно, то и не туннель был, а узкий и очень низкий прокол под «железкой». Пешеходы могли пройти легко, а машинам проезд был запрещен: об этом свидетельствовал ветхий «кирпич», висевший перед въездом. Еще один знак дублировал запрет для тех, кто невнимателен.
Ефим одно время часто катался на север столицы, к издательскому комбинату «Правда» и к «Молодой гвардии», где они печатали часть продукции для своих заказчиков. Самый короткий путь с востока был через сокольнический лес, Останкино и этот самый прокол. Хотя туннель был настолько низкий, что как-то, еще на «жигуленке», Ефим потерял здесь антенну.
Есть! Вот он, вход, слабо светится в темноте. Ефим ехал небыстро, и «Тахо», потеряв всякое смущение, буквально повисла на хвосте. Дорога уходила вправо. А чтобы попасть в туннель, надо было ехать прямо. Ефим включил правый поворотник. В зеркальце заднего обзора убедился, что дисциплинированный водитель «Тахо» повторил его сигнал.
Теперь – вперед! И вот здесь нужна удача! Если с той стороны кто-нибудь тоже наплюет на знак, то они сойдутся в экстазе в середине туннеля. Вдвоем там не разъехаться…
Ефим со всей мощи даванул на газ, и «Ауди», обиженно взвыв и буксанув колесами, рванулась в нору. «Тахо» прозевала маневр, но, круто развернувшись, бросилась в погоню и получила массу впечатлений – у джипа в буквальном смысле слова поехала крыша! Звон стекол, скрежет железа и мат пассажиров слились воедино.
Ефим же, влетев в узкую дырку, несся к противоположному выходу, моля Всевышнего, чтобы все водители в этот миг соблюдали ПДД. Особенно те, кто подъезжал к туннелю со стороны Дмитровки.
Смелым – везет. Он уже увидел впереди свет, к счастью, не от фар встречной машины. «Наше дело правое!» – подумал Ефим, выезжая из мышеловки, которая в любой момент могла захлопнуться. Ну, вроде все. Береславский вытер ладонью вспотевшую лысину и рванул к универсаму.
Альку обнаружил сразу, хотя и не знал ее в лицо. Просто среди толпы снующих покупателей она единственная была без пальто или шубы. Подошел к ней, обнял за плечи и повел к машине.
Он вел «аудюху». Алька тихонько плакала на заднем сиденье. Ефим перебирал в уме варианты, куда ее можно пристроить. Только всплывало имя, как вспоминался Боря Прицкер, почему-то – с разбитой головой.
– Как погиб Борис? – спросил он. – Была стрельба?
– Нет. Они его с порога ударили, по лицу. Я видела из комнаты.
– А тебя они видели?
– Нет. Я сразу отшатнулась.
– Борис упал?
– Да.
– Почему ты решила, что он умер?
– Н-не знаю…
– А ты как сбежала?
– Я спряталась в шкафу.
– И тебя не нашли?
– В шкафу была дверь. В соседнюю квартиру. Я открыла изнутри засов с цепочкой и ушла.
– Повезло, – сказал Ефим.
– Наверное, – сказала Алька и заплакала во весь голос, жалобно, как девчонка.
Ефим остановил машину и, насколько позволяли сиденье и его грузное тело, развернулся к своей пассажирке.
– Кончай реветь, – строго сказал он. – Жива – и радуйся. Кстати, я так и не понял, с чего ты решила, что Борька погиб.
– Они его так ударили! – всхлипнула, но уже потише, Аля.
Ефим набрал номер Бориса.
Через семь томительно долгих длинных гудков трубку сняли.
– Алло, – сказал изменившийся, очень гнусавый и немного шепелявый, но, несомненно, Борькин голос.
– Ты жив, зараза? – заорал Береславский.
– Скорее – да… – подумав, согласился Прицкер.
– А где твои гости?
– Они ушли.
– Слава богу. А что ты так гнусавишь?
– У меня распух нос. И они мне челюсть, похоже, разбили.
– О господи, – пожалел бедолагу Ефим.
– Искусственную, – успокоил Борис.
– Мы тебе все вставим на место, – пообещал Береславский. Уж на это-то Орлов обязательно раскошелится.
– И еще они не любят компьютеры, – хихикнул Борис.
– Ты что, не в себе? – спросил встревоженно Ефим.
– Серьезно. Я шесть раз предложил им сыграть в игры.
– А они?
– Два раза врезали и четыре – обматерили.
– Да ты просто герой Сопротивления! – восхитился Ефим. – Как ты думаешь, они еще вернутся?
– Не-а, – беззаботно ответил Прицкер. – Не вернутся.
– Откуда такая уверенность?
– Ему его начальник велел сваливать. Сказал: «Нечего на мудака время терять». Это он меня имел в виду, – пояснил Боря.
– Я понял, – успокоил его Береславский. – Причем сразу.
Ефим был чертовски рад, что Борька – живой. Но тут у него возник еще вопросик:
– А как ты узнал, что сказал его начальник?
– У меня цифровая телефония, – гордо прошепелявил Прицкер. – Все через компьютер. Я в это время играл, они мне разрешили, чтобы не надоедал. Что мне нужно – записано.
– А тебя подслушать можно? И чтобы ты не заметил?
– Подслушать – можно. Чтобы не заметил – нет. Подслушки сейчас не наблюдается.
– Тогда мы едем к тебе, – внезапно решил Ефим. Самые лучшие ходы те, которых не ожидает противник. Они нас в окно, а мы – в дверь! – Ты чего, не рад? – спросил Ефим.
– Рад, – как-то не очень весело ответил Прицкер. Но Береславскому действительно больше негде было спрятать Альку.
Ефим задумался. Ресурсы у их врагов большие. Через какое-то, скорее всего, относительно небольшое, время его «Ауди» вычислят. Менять машины, как киношные шпионы, он не сможет. По самой прозаической причине – толщина бумажника не позволит. А Альку надо спрятать надежно. И надежнее, чем у Борьки, не будет нигде. Раз сразу не оставили засаду, то уже и не оставят. Их можно понять: девчонка-то сбежала! Какой же смысл в засаде?