Ради тебя
Шрифт:
– Хочешь сказать, что я притворщица?
– Хочу сказать, что на похоронах Крайта никакого котла не было. Один чугун остался. Так чем занимается твой муж?
– Он меценат, театрам помогает, - машинально ответила Тиль, не слишком задумываясь, о чём говорит.
– Гранты для актёров учреждает. Художникам, тем, кто костюмы и декорации придумывает, помогает. В постановках участвует - режиссёры к нему прислушиваются, критики тоже.
Кузен посмотрел на неё искоса, но эдак подбадривающе, мол: «Я слушаю, продолжай».
– Ещё он писатель. Пьесы пишет, - почему-то со злобой
– Хорошие?
– Да! Между прочим, не какие-нибудь водевильчики, а тексты, наполненные глубокой философией, осмыслением жизни, настоящих ценностей. Кроме того...
– Надо сходить на спектакль, - про настоящие ценности Крайт слушать явно не собирался.
– Стоящая, наверное, вещь.
– Сходить не получится, - независимо заявила Тиль, глядя в слепое окно.
– Амос пока ещё не дописал.
– Ни одной?
– изумился гадкий кузен, а Арьере сочла, что риторические вопросы ответа не требуют.
– И всё-таки, почему у вас нет детей?
– Послушайте, господин Крайт, это совершенно не ваше дело, - отчеканила Тильда.
– Но чтобы удовлетворить неуместное любопытство и предотвратить дальнейшие вопросы, отвечу: в современном обществе успешность брака от наличия детей никак не зависит. И у фамилии Арьере есть наследники, так что роду ничто не грозит.
– А твой брак успешен?
– Спросите кого угодно! Про чету Арьере никто дурного слова не скажет.
– Интересную ты выбрала формулировку, - хмыкнул Карт.
– Я на самом деле больше не желаю обсуждать с вами мою семейную жизнь!
– повысила голос Тиль.
Этим вечером её так и тянуло впасть в детство. Вот сейчас пришлось кулаки сжать, чтобы не дать Карту в нос. Правда, кузену раньше никогда не доставалось, а вот Грег пару раз от неё огрёб. И не только вазой.
– Согласен, - серьёзно кивнул Крайт, несмотря на всю свою прозорливость, видимо, не подозревавший о кровожадных мечтах госпожи Арьере.
– Честно говоря, у меня тоже нет желания обсуждать эту дурь.
– И что, по-твоему, дурь? Мой муж, моё замужество или семья вообще?
– Я же сказал: не хочу это обсуждать, - напомнил Карт.
– Тебе всё же лучше поспать. Не бойся, в канаву не съеду.
Тиль снова к окну отвернулась, любуясь собственным призрачным отражением. В сон на самом деле тянуло, уж больно насыщенным день выдался. Но спать рядом с Крайтом? Было в этом что-то очень неправильное, интимное даже, а, может, и порочное. Или это от усталости в голову слишком странные мысли являлись?
Так или иначе, а спать госпожа Арьере не собиралась. Впрочем, продолжать разговор тоже.
***
Первым, что Тиль увидела, проснувшись, стал нежно-розовый газовый полог над кроватью, а не привычные монументальные бархатные складки. И одеяло оказалось не таким, слишком тяжёлым, стёганным. Да ещё и на прикроватной тумбочке вазочка стояла, а в ней ландыши, тоже нежные, воздушно-акварельные. Вот только в квартире Арьере никогда цветов не водилось, Амос начинал чихать даже на нарисованные подсолнухи.
Звуки и запахи тоже оказались непривычными: за полуоткрытой створкой окна тихонько шелестела листва, тянуло дождём, мокрой землёй и зеленью. А ещё пахло свежими булочками и... кофе?!
Тиль откинула одеяло, села, поморщившись - голый пол неприятно холодил ступни. И тут же тихонько рассмеялась, просто так, от радости жизни, не слишком понятной, но очень просторной лёгкости и удивительной привычности. Потому что всё это: полог, цветы, сад за стеной, кофе было родным, как любимые, пусть и разношенные тапки.
Тильда натянула пеньюар, лежащий на кресле - халат оказался коротковат и жал в груди, но от этого счастье стало лишь острее. Подошла к стеклянным дверям, раздвигая в стороны тонкие занавески, дёрнула бронзовую ручку. Створка открылась не сразу, за зиму краска слиплась, стёкла звякнули протестующе, но окно поддалось и в лицо ударило прохладным, но сладким, как талая вода воздухом, запахом весеннего сада и - чего уж там!
– не менее весенних полей.
Тиль шагнула на балкончик, невольно поджимая пальцы на ногах - мраморная плитка прогреться не успела, хоть солнце уже и светило вовсю - опёрлась обеими руками о перила, потянулась, щурясь на неправдоподобно высокое небо.
Мужчина, возившийся внизу с розовыми кустами, обернулся, зачем-то приставил ладонь к глазам, хотя лицо его прикрывали давно обвисшие полы соломенной шляпы.
– Доброе утро, дядя!
– крикнула Тиль и рукой помахала.
Нет, с ума она не сошла и реальность осознавала полностью, как её зовут, тоже помнила и даже число с днём недели знала. Просто утро вышло каким-то совсем сказочным. И почему бы не поверить, что дядя, обожающий свои розы, не начал день с подрезки кустов, пикировки или чем он там обычно занимался?
– И вам здравствовать, маленькая хозяйка, - хрипло, точь-в-точь как старый, просмолённый всеми ветрами пират, отозвался мужчина. И вот что удивительно, утро ни на йоту не стало менее сказочным.
– Что это вы в какой одёжке вылезли? Так и простыть недолго, ветер-то ещё снежный, с залива дует.
– Где мы, а где залив, Джермин?
– улыбнулась Тильда, оперлась локтями о балюстраду, а подбородок на ладони пристроила.
– А куда Карт подевался?
– Так молодой мастер ещё когда уехал, - неторопливо, с крестьянской основательностью разъяснил старый дворецкий, - темно было. Велел дядюшкину кобылку оседлать и уехал, а куда подался, не сказал. Только думается мне в Арьергерд направился. Там служивые ещё по осени открыли комер... комерт... ко-мен-да-ту-лу, - с завидным упорством выговорил неподдающееся слово старик.
Помнится, дядюшка всё грозился рассчитать дворецкого. Мол, своим махровым невежеством он только хозяина позорит, но вот так и не собрался уволить. А теперь Джермин самолично за дядиными розами ходил. Может, это и есть верность?
– Комендатуру, - поправила Тиль, понимая, что улыбаться так блаженно, как это она делает, наверное, не стоило. Вдруг кто посторонний увидит?
– Комендатуру, а не комендатулу.
– Ну и я про то же, - мирно согласился старик, - а вы, маленькая хозяйка, не ледяните ноги зазря. Возвращайтесь-ка в спальню, да полезайте под одеяло. А я своей старухе крикну, она враз поесть принесёт.