Ради тебя
Шрифт:
Тильда снова встала, отошла к окну. Оборвала лист, следом другой.
– Тиль...
– едва не шёпотом и, пожалуй, жалобно позвал Грег.
– Знаешь, когда после крушения в госпитале лежала, я услышала разговор двух сестёр. Одна говорит: «За что бедняжке это всё?» - это про меня. А вторая отвечает: «На всё воля Неба. Значит, заслужила». Я даже не уверена, может, она сказала не «заслужила», а «заслужили». Но вот эта фраза крепко засела. Мама с папой погибли, капитан... Там такой очень забавный капитан был, всё обещал дельфинов показать. В общем, все утонули, потому что я виновата, меня Небо наказало. Я потому и шарахалась от всех - от Карта, дяди, от тебя, от девочек в пансионате - казалось, заразная. А вдруг
– К чему это ты?
– помолчав, спросил всё же Грег.
– Знаешь, что Карт на это сказал? «Не бери на себя больше, чем унести сумеешь. И не пытайся быть мученицей, тебе это не идёт».
– На него похоже, - хмыкнул рыжий.
– Только я всё равно виноват.
Тиль по-настоящему сжала зубы да так, что больно стало, под скулу тоненький буравчик ввернулся, в висках заломило. Но уж лучше так, чем орать: «Да мне плевать, кто виноват!» Лучше так, чем глухая пустота, неумение чувствовать хоть что-то, пусть хоть боль. Чем рёв по ночам - тоже бессмысленный, потому как слёзы текут сами по себе, а пустота остаётся пустотой.
Лучше, чем голос. Нет, не голос, он-то уже начал тонуть в памяти, становился безликим, хотя всего чуть больше трёх месяцев прошло. Лучше, чем слова, которые никак не желали забываться вместе с голосом: «Потому что я тебя люблю. Только ты этого сейчас не слышала».
Лучше, чем вой в подушку: «Я тоже тебя люблю!» Потому что её слова ничего не значат, как и слёзы, ведь Карт их не услышит, а Тильда не сумеет объяснить: он давным-давно стал для неё всем. Раньше боялась, думала, не поймёт, что это значит - всем, совсем всем. А теперь и растолковывать некому.
– Тиль.
– Она не слышала, как Грег подошёл. Лишь вздрогнула, когда он руку на плечо положил.
– Я не знаю, как надо говорить...
Видимо, ничего говорить и не нужно было. Девушку словно развернуло, она ткнулась рыжему в плечо и заревела в голос: с жалкими всхлипами, с животным подвыванием. И шар в груди рос, рос, словно его накачивали, как дирижабль.
От Грега пахло привычно, уютно: шерстью мундира и лимонной водой, а ещё немного табаком. Он был высоким - гораздо выше Тиль - широкоплечим. И ладони у него оказались тяжёлыми и даже вроде бы горячими.
Но всё равно это не тот запах, не тот рост и не те руки. Это просто не тот человек.
А потом шар в груди наконец-то лопнул, и стало легко, совсем легко.
8 глава
Глава восьмая
К госпоже Ревер время было не просто благосклонно - оно бабулю обожало, но как-то однобоко. Все семьдесят с хорошим таким гаком лет оставили на сморщенном, как у обезьянки, лице старушки глубокий след. Да и передвигалась дама с трудом, без посторонней помощи ни встать, ни чашку с чаем поднять не могла, а вот разум у неё остался кристально ясным. Правда, злые языки утверждают: если по молодости от излишка мозгов не страдаешь, то к закату жизни и терять нечего.
На подвижность же языка госпожи годы никак не повлияли, может, даже и наоборот. С другой стороны, язык не суставы, в нём скрипеть нечему.
– ...мне так жаль старину Крайта, так жаль, вы не поверите, - Ревер болтала без умолку, что очень облегчало общение - вставить хоть слово у Тиль никакой возможности не было.
– А многие и не верят мне, милочка. Представляете? Ну да, у нас имелись с этим, с позволения сказать, господином, трения. Но ведь между соседями случаются недопонимания, верно? Тем более что Берри ухаживал за мной в юности, а мой папенька ему отказал. Но вы об этом, конечно же, всё знаете. Уверена, дядя в подробностях рассказывал, не так ли?
– Конечно, - совершенно машинально улыбнулась Тильда, понятия не имея, о чём её спрашивают.
От трескотни старухи у неё даже голова легонько закружилась, а от чайной пары, тяжелой, с благородно потемневшей позолотой, которую приходилось на весу держать, начали ныть запястья. Понятно, что разумнее было выпить поданное ведьминское варево и вернуть, наконец, чашку на стол, но глотать жидкость, остро пахнущую распаренной метлой и, кажется, ещё тиной, смелости не хватало.
– Может, в этом признаваться и не слишком скромно, но всем известно, что в сердце Берри я оставила незаживающий шрам, - старуха кокетливо поправила букли, никак не желающие сочетаться с седыми прядями, вылезающими из-под кружевного чепца, и каркнула. То есть засмеялась, наверное.
– Но что же здесь поделаешь? Помнится, ещё моя бабушка говаривала: у Крайтов кровь гнилая и ничего с этим не попишешь. Скажу откровенно, Берри в молодости был дивно хорош собою, а как галантен! За душой, конечно, и медяка лишнего не имел, но какая же девица будет думать о таких вещах? Право, он вскружил мне голову, просто вскружил! Но батюшка запретил и думать о браке! Так и сказал: «От Крайтов добра не жди, все они, как один, порченные!»
– В девичестве я тоже носила фамилию Крайт, - решилась-таки напомнить Тиль.
– Да?
– изумилась старая дама, по-кроличьи хлопая лишёнными ресниц веками.
– Ну что вы, милочка! Тут совсем другое дело! Папенька ваш и верно был из Крайтов, да только ещё тогда все дивились: парень ни в мать, ни в отца пошёл! Нет, я ничего такого в виду не имею, но вот так вышло, веточка в сторону потянулась. А потом вы же ещё наполовину Лунгер, а это очень достойная фамилия, очень. Вашу матушку я обожала! Хотите верьте, хотите не верьте, но глаза просто выплакала, когда они решили отсюда уехать! Такого доброго сердца, как у неё, во всей округе не сыскалось! Но вот вы возьмите хотя бы этого мальчишку, вроде как воспитанника Берри! Воспитанник, ха! Да каждый тут знает, что...
Карт, увлечённо рассматривающий у окна какой-то альбом и весьма успешно делающий вид, что его тут нет, деликатно кашлянул в кулак.
– О, Небо!
– вздрогнула пухлыми плечами старушка, прижимая артритную лапку к груди.
– Я совсем про вас забыла, милый мой. Нельзя же себя так вести! У меня слабое сердце, а вы пугаете!
– Прошу прощения, - невозмутимо откликнулся Карт, коротко поклонившись.
– С вашего позволения, я взгляну на лошадей.
– Ступайте, - милостиво махнула рукой Ревер.
– Мой внук тоже наверняка там. Все просто помешались на этих конях! Даже неприлично, честное слово, - дама, поджав синеватые губы, дождалась, пока Крайт не выйдет из гостиной, и только после того, как за ним дверь закрылась, выдохнула, многозначительно вытаращив глаза.
– Вы сами видите, какой он!
– прошептала, интимно подавшись к Тиль.
– Видит Светлое небо, мальчишка откровенно пугает. Да хотя бы вспомнить тот жуткий скандал с бедняжкой-колонисточкой. С одной стороны его, конечно, можно понять, даже для Крайта та ещё партия, но бросить несчастную в храме!..
– Я хорошо помню эту историю, - процедила Тиль.
– Ах да, что это я, право?
– ахнула дама, театрально отшатнувшись. И эдак хитровато прищурившись - видела, наверное, неважно. Или, может, на самом деле не была такой дурой, какой казаться хотела.
– Простите мне мою бестактность.
– Пустое, - Тильда постаралась выдавить дружелюбную улыбку.
– Госпожа Ревер, не могли бы вы мне помочь? Вопрос, который я хочу задать, очень деликатный, но к кому ещё обратиться, как не к вам? Понимаете, я уже немолода, - Ревер закивала с таким энтузиазмом, что Арьере моментально стало понятно: «немолода» - это слишком слабо сказано, следовало себя старухой назвать.
– Пора задуматься о наследниках. Но вы же знаете, мой супруг родом из старой, даже древней семьи...