Ради жизни на земле (сборник)
Шрифт:
Заказываю по междугородному телефону село Баканас.
— Сейчас я ничего не смогу ответить. Надо уточнить по картотеке. Позвоните завтра утром. Это очень интересно. Обязательно уточним, — ответил по телефону райвоенком майор Бекбосинов, когда я вкратце рассказал о судьбе снайпера.
Утром, готовясь к разговору, вернее, к его продолжению, я приготовил лист бумаги, карандаш, чтобы записывать адреса друзей и родственников Ахмета. Вот и долгожданный звонок. С волнением беру трубку.
— Баканас на линии. Говорите! — приказала телефонистка.
— Товарищ
— Конечно. Записывайте. Ералиев Ахмет, 1917 года рождения. Сержант. Состоит на военном учете. Проживает в селе Коктал.
— Кто проживает — жена, дети?
— Он сам проживает.
— Ахмет Ералиев? Он жив?
— Конечно! Их было три брата: Асабек, Журюсбек и Ахмет. Двое не вернулись с войны. Ахмет вернулся. Был тяжело ранен… Алло! Вы меня слышите?
Да, я слышал голос майора и не верил своим ушам. Жив! Снайпер Ералиев жив! Наш Ахмет. Гроза фашистов. Гордость полка!
— Спасибо, товарищ майор. Мы скоро встретимся!
С. ГЕЛЬФАНД, лейтенант запаса
ГОРСТЬ ЗЕМЛИ
Да, это была горсть земли. Обычной и в то же время — необычной. То была горсть земли севастопольской. Она была доставлена из города-героя в Чимкент и вручена нашему земляку. Принимая ее, по-мужски смущенно вытирая глаза, он мысленно переносился в эти минуты на Черноморье. Он словно бы наяву видел сейчас и Севастополь грозового 42-го и еще раньше — Одессу.
Одессу в октябрьскую ночь 41-го. Одессу израненную, исковерканную, пылавшую, словно кратер огромного вулкана. После многодневной героической обороны наши войска покидали город, чтобы, продолжая борьбу, вернуться в него. Принимала солдат на свой борт и «Абхазия».
Прощаясь с городом, старшина сигнальщиков невольно вспоминает и жестокие бои, что шли здесь, и родные, милые с детства места.
Память торопливо перебирает самое важное. Вот слышится Григорию глуховатый голос батьки:
— Ну и вымахал, хлопче. Пора и в матросы подаваться.
Гриша любил отца самозабвенно и гордился им. Иван Андреевич — двадцать лет ходивший по морям-океанам революционный моряк. Гриша с малолетства заслушивался его рассказами о том, как батя кочегарил на «Трансбалте», а потом был машинистом на «Декабристе» и «Сибирякове», как возил в Россию нелегальную литературу, встречал Ленина, как в семнадцатом году навсегда связал свою жизнь с партией большевиков. В тридцатые годы отец прихворнул. И стал Иван Андреевич, сын полтавского хлебопашца, механиком Овидиопольской сельхозартели «2-я пятилетка». Закончил бы Гриша школу юнг, куда поступил, но болезнь отца покоя не давала: пришлось недалеко, в Новом Буге, учиться, техникум сельскохозяйственный кончать.
…Вечер пятнадцатого октября 41-го года. Пылает Одесса. В глазах Григория Оноколо стоят слезы. Уходят войска из города. Уходит из порта «Абхазия».
Это отсюда он ровно два года назад — октябрьским днем 39-го — уходил на флот. Стал курсантом военно-морского училища. Там же в Ленинграде, где он учился, избрали молодого коммуниста вожаком комсомольской организации батальона. Их выпустили досрочно: сгущались над нашей страной тучи войны. Так и оказался Григорий опять на родном море, теперь холодном, неспокойном.
— Отдать концы! — прозвучала команда.
— Шапки долой! До свидания, Одесса! Жди, мы вернемся! — прокричал тот же зычный голос.
Это было в ночь на 16 октября. О ней напишет много лет спустя тогдашний Наркомвоенмор Н. Г. Кузнецов:
«Шестьдесят восемь дней героической обороны Одессы остались позади. Впереди были еще самые тяжелые испытания как для ее бывших защитников, так и для всей страны. Но главное состояло в том, что у советских людей росла вера в победу, а надежды гитлеровцев на молниеносную войну с каждым днем таяли, хоть их армии и были еще сильны.
Подвиг моряков-черноморцев, воинов Приморской армии и жителей Одессы, подвиг всех, кто оборонял ее, — одна из ярчайших страниц истории Великой Отечественной войны…»
В этот подвиг внесли свою лепту Григорий и его славные товарищи, с гордостью носящие на груди медаль «За оборону Одессы».
…А враг рвался дальше. Смертельная угроза нависла над Севастополем. И пассажирский черноморский теплоход «Абхазия», ставший в суровую пору войны санитарным транспортом, шел на подмогу славному городу. Это был уже не первый рейс с того самого дня, когда началась беспримерная в истории двухсотпятидесятидневная эпопея Севастополя.
Поздним декабрьским вечером, приняв на борт несколько тысяч красноармейцев и командиров, а также снаряды и продовольствие, корабль покинул новороссийскую бухту. Курс — Севастополь. С суши, воздуха, моря рвется к Севастополю озверелый враг. Город ждет подкреплений. Единственный путь к нему, окруженному фашистским кольцом, — морской.
— Гляди в оба, старшина! — бросает Грише стоящий на мостике старший помощник капитана Заикин.
Звучит это не командой, скорее, напоминанием. Но Гриша и без того знает — иначе нельзя: и его «Абхазия», и другие корабли что ни день подвергаются атакам фашистских бомбардировщиков и торпедоносцев, в море шныряют гитлеровские подлодки, немудрено попасть в расставленные врагом минные ловушки.
…Уже при подходе к берегу сильный и резкий толчок потряс «Абхазию»: рядом с ней взорвалась магнитная мина. Она вывела из строя сердце корабля — машинное отделение.