Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России
Шрифт:
Сегодня эти факторы обретают значимость из-за серьезных сомнений в способности Пакистана сохранить свою целостность. Параллельно растет и вера в то, что только армия способна привнести хотя бы некоторую видимость порядка и контроля в страну, раздираемую разного рода конфликтами.
Сложно придумать более ошибочный аргумент. И потому важно привести данные немногочисленных исследований о том, насколько подвержено радикальным настроениям нынешнее поколение офицеров среднего звена и старшего командного состава пакистанской армии.
Сначала зафиксируем некоторые основные факты. Нынешний командный состав и начальник штаба пакистанской армии Ашфак Кайяни пришли на службу сразу после 1971 года (когда Восточный Пакистан откололся от Пакистана и стал независимым государством Бангладеш) или чуть позже. Это те военные, которые либо принимали участие в войне с Индией, либо испытали глубокую травму от капитуляции в столице Восточного Пакистана – Дакке. Поэтому вполне естественно, что их отличают определенные настроения, определенная «стойка» по отношению к Индии. Все они, естественно, прошли через горнило исламизации, проводившейся Зия-уль-Хаком, хотя трудно оценить степень влияния, которое оказало на каждого конкретного офицера «промывание мозгов», организованное радикальным генералом. Справедливо будет предположить, что не все из них поддались на джи-хадистские проповеди Зия-уль-Хака, хотя едва ли кто-то мог набраться смелости и возражать открыто. Его военный секретарь – генерал-лейтенант Чисти – утверждал, что порой выступал против планов своего начальника, но в этом трудно не усомниться, учитывая то, что тем, кто осмеливался возражать, быстро указывали на дверь25.
Как показали последующие события, немало офицеров поддались воздействию радикальных настроений в пору фанатичной исламской кампании Зия-уль-Хака. Заговор в Равалпинди в 1995 году с участием высокопоставленных офицеров, увольнение нескольких генералов в годы режима Мушаррафа (включая тех, кто был достаточно близок к нему) и арест ряда офицеров среднего звена за их связи с «Аль-Каидой» являются хотя и разрозненными, но вполне четкими свидетельствами того влияния, которое Зия оказал на офицерский состав.
Бывший военный секретарь Зия-уль-Хака, бригадный генерал Махмуд Али Дуррани, засвидетельствовал в 2009 году, что в армии была прослойка радикальных офицеров.
Особый интерес представляют те, кто получил офицерское звание при Зия-уль-Хаке (1977-1988 гг.). Большинство из них сейчас – полковники и генералы, которые занимают ключевые посты на уровне бригад, дивизий и корпусов. Простой подсчет показывает, что в следующем десятилетии кто-то из былых «новобранцев Зия-уль-Хака» возглавит армию, если только в ближайшие годы не произойдет государственный переворот или крупная чистка кадров.
Обратимся к авторитетным оценкам. Для оценки того, какой эффект возымели годы правления Зия-уль-Хака, Шуджа Наваз, брат бывшего главнокомандующего и увлеченный историк вооруженных сил, отталкивается от двухлетнего периода (1978-1979 гг.). Из 804 лиц, ставших офицерами в тот период, к 2006 году 29 получили звание генерал-майора. В ближайшие несколько лет некоторые из них станут (или уже стали) генерал-лейтенантами. Эти офицеры, известные как «новобранцы Зия-уль-Хака», несомненно, более консервативны и религиозны, чем их предшественники. Многие из них были участниками экспериментов Зия-уль-Хака с исламской идеологией в армейских училищах и академиях и стали свидетелями джихада в Афганистане и Кашмире. К тому же они «пострадали от эмбарго на помощь Пакистану, наложенного США и западноевропейскими странами. Они не только были лишены возможности совершенствовать свою подготовку за рубежом в годы, когда шло их становление, но были вообще отрезаны от внешних контактов до того момента, когда мировоззрение у них уже окончательно сформировалось, а у многих "закостенело"»26.
То, что подобные «перемены галсов» по отношению к Пакистану оказали некоторое влияние на офицерский корпус, очевидно. Однако трудно оценить, до какой степени. Повлекло ли это рост радикальных настроений или понижение профессионального уровня? Или произошло и то, и другое?
Несмотря на сложность вопроса, частичный ответ на него можно найти в исследовании, проведенном офицером ВВС Малайзии и представленном в его докторской диссертации27. Он проанализировал степень религиозного влияния в армиях трех мусульманских государств – Малайзии, Индонезии и Пакистана. Полученные им результаты могут быть полезны при изучении возможных направлений воздействия религии на пакистанскую армию. «На основе произвольной выборки ответов военнослужащих, подкрепленной мнением интервьюеров», в исследовании утверждается, что пакистанские военные расколоты на «ортодоксальных» и «умеренных». Цитируется мнение действующих офицеров о том, что, несмотря на «просвещенную умеренность» Мушаррафа, «институт (армии) остается сильно исламизированной структурой, в которой ничего не изменилось».
Более важным для нашего анализа является следующее наблюдение исследователя: существует вероятность того, что, «в зависимости от интенсивности идеологической обработки», офицеры, придерживающиеся светских или умеренных религиозных воззрений, могут переходить на радикальные позиции28.
Возможно, это является некоторым преувеличением, однако вероятность подобной трансформации среди офицерского состава нельзя полностью сбрасывать со счетов. В работе одного пакистанского военного, представленной Военному колледжу США, говорится следующее: «На основании имеющегося опыта можно смело утверждать, что, по сравнению с положением дел после объявления независимости, в современной армии исламские практики являются и обыденным, и намного более распространенным явлением»29.
Напрашиваются два очевидных вывода.
Первый – в армии и в ISI имеются радикально настроенные офицеры.
Второй – радикальные группы использовались для проведения наступательных операций со времен войны за независимость Бангладеш до конфликта в Каргиле.
Это позволяет предположить наличие слоя офицеров или солдат, склонных к поддержанию связи с «Аль-Каидой» по тактическим или стратегическим причинам. Что касается личных воззрений этих офицеров, то вне зависимости от того, являются их воззрения радикальными или нет, они готовы к сотрудничеству с радикальными исламскими группами. Атака в ноябре 2008 года в Мумбаи, которая не могла случиться без тайной или явной помощи армии и ISI (скорее всего, речь идет о тайном обществе бывших офицеров и военных), демонстрирует, что сбрасывать со счетов подобную возможность нельзя, поскольку это может повлечь за собой серьезные последствия30.
Справедливо будет указать, что наблюдаются заметные изменения в позициях и в конкретных действиях трех групп, о которых говорилось ранее (исламские партии, террористические группы и армия). Например, исламские партии не выходят на улицы с протестами против налетов американских беспилотных самолетов или атак пакистанских армейских подразделений на пуштунские племена внутри страны. А ведь те же самые группы организовывали «миллионные марши» по всему Пакистану после того, как США начали бомбить опорные пункты Талибана в Афганистане после 11 сентября.
По определению исламские партии принимают, если не открыто поддерживают, решение армии начать военные действия против ответвлений Талибана на территории Северо-Западной пограничной провинции и Зоны племен (которые служили традиционной базой поддержки операций именно этих исламистских групп со времен афганского джихада). Многие террористические группы, включая и LET, уменьшились в размере, их потенциал сократился. Нельзя сказать, что армия совсем отказалась от использования джихада как одного из способов борьбы. Этот способ, как она считает, принес ей наиболее впечатляющие стратегические успехи, которых она не смогла бы достичь другими методами, в деле оказания влияния на события в регионе. Однако в верховном руководстве армии произошли некоторые важные и заметные перемены: борьба с террористическими группами, нацеленными на Пакистан, стала сегодня более приоритетной, чем акции против Индии31.