Радрадрабен
Шрифт:
– Я, Гийом, граф Айтер Безобразный, пишу эти строки как назидание и завещание моим нынешним и будущим потомкам. Пуще глаза, пуще самой жизни берегите Радрадрабен! В нём залог процветания рода Айтеров, мира и спокойствия всего Побережья. Да падёт проклятие на голову нерадивого, который утратит сию реликвию! Дано тринадцатого дня месяца Ив года Серой Кометы в форте Айтер.
Графиня замолчала и подняла на Робина огромные фанатично сияющие глаза.
– Здесь! – Робин вздрогнул. – Здесь покоился Радрадрабен! – указующий перст графини прямо-таки вонзился в старинный бархат, покрывавший корявый каменный
Это было что-то новенькое, такого Робин не слышал даже от всезнающих поваров, конюхов и полотёров.
– А что это такое, Раб… драбен этот?
– Радрадрабен! – с лёгким раздражением поправила графиня. – Этого никто не знает. Известно только, что он был похищен неким могущественным колдуном семьсот тридцать девять лет назад.
Робин разочарованно присвистнул и махнул рукой: стоило ему собирать на себя пыль и паутину в затхлых тайных коридорах, чтобы убедиться, что всё это ни к чему!
– Сегодня великий день, – продолжала графиня, сделав нетерпеливый жест. – Герой из рода Айтеров призван вернуть святыню! Сын мой, ты совершишь это и прославишь своё имя в веках!
– Что?! – Робину показалось, что он ослышался. – Мама, ты серьёзно? Ты что, хочешь, чтобы я отправился неизвестно куда, неизвестно за чем? И впридачу сразил какого-то мага, который, даже если и существовал когда-то, то давным-давно истлел в могиле?!
– Ты совершишь это. Ты герой. Я верю в тебя.
– А я не верю!
– Ты должен, – каменно-ледяная нотка в голосе графини стала слышней. – Отец бы так гордился тобой! Неужели ты своим отказом разобьёшь материнское сердце? И как же твоя рыцарская честь?!
Это был явный удар ниже пояса. Луиза Айтер долго ещё говорила, убеждая сына довериться судьбе, которая так благосклонна к нему, но могла бы не проронить больше ни слова – неотвратимый рок уже распустил свои чёрные крылья над нашим героем. От Робина больше ничего не зависело. Он вяло отнекивался, всё больше понимая, что никуда не денется от выполнения этой бесполезной и абсурдной миссии.
Во все века женщины вертели мужчинами, как хотели. Не стал исключением и этот случай: на следующий день недовольный Робин выступил в поход – впрочем, имея тайное намерение через недельку-другую без излишней помпы вернуться, развести руками и продолжить полную удовольствий мирную жизнь.
Пока же молодой граф восседал на лучшей кобыле – её специально отобрал дока в лошадиных делах Бердрехт; пояс приятно оттягивал полный золота кошель, а над правым плечом торчала рукоять Истребителя Василисков, впервые за много лет покинувшего подземелье Айтера. Меч был, по мнению Робина, капельку длинноват, зато идеально сбалансирован, кроме того, качество стали было просто превосходным. В этом он убедился накануне, для пробы разрубив подвернувшуюся под руку дубовую доску, в которую, как оказалось, неизвестно кем был вбит огромный гвоздь. Истребитель располовинил и доску, и толстенную – с палец – ржавую железяку, не получив даже зазубрины.
Прежде чем возвратиться и, изображая отчаяние, с грустью поведать матери, чем увенчались его напряжённые поиски (ничем), графу Айтеру, увы, было необходимо посетить остров Худ. Первоначально он планировал было просто отъехать от замка на два-три десятка лиг и пару недель провести в каком-нибудь приятном трактире, но, подумав, отмёл эту заманчивую идею: Побережье есть Побережье, и уже через три дня графине стало бы известно, где обретается её сын и какие такие подвиги он совершает. Тем более, что она сама определила Худ первой промежуточной целью на пути к утраченной святыне.
– Ну что же, – подумал Робин, – Худ так Худ. Какая разница. Пусть будет Худ.
Остров Худ был славен.
По прихоти судьбы на всём Побережье не было ни единой гавани (Хогановские стапеля не в счёт – туда и дороги-то по суше не существовало), ни единой, где могли бы швартоваться крупные морские корабли. Поэтому таковые либо разгружались на рейде – это в хорошую погоду, либо в удобном и уютном порту Худа, откуда грузы маленькими баржами-плоскодонками доставлялись на материк. Остров изобиловал прекрасными пастбищами для овец, в то время как на большой земле отары были вынуждены щипать зелень на скудных вересковых пустошах. С пресной водой проблем на острове тоже не было. Понятно, что владетельные бароны Худа вовсю использовали эти выгоды: остров давно и по праву занимал место популярнейшего на Побережье перевалочного пункта. Божеские портовые сборы, чистейшая родниковая вода, свежее мясо, дешёвое вино – и денежки непрерывным ручейком текли в баронскую казну. Если добавить к этому обилие постоялых дворов, гостиниц и борделей, где за умеренную плату истосковавшиеся моряки получали за один вечер все доступные радости жизни, становилось понятно, почему слово «Худ» было для морских бродяг синонимом слова «рай».
Но даже и не этим был славен остров Худ. Настоящую, истинную славу острову снискал оракул, который так и назывался – Худский. Молва далеко разнесла слухи о его беспристрастности, компетентности, соблюдении тайны предсказания (на что особенно рассчитывал Робин) и дешевизне услуг. Вот к этому-то оракулу и послала графиня Айтер своего героического сына: разузнать, что к чему, где да как – короче, всё, что возможно: шутка ли, столько лет миновало!
Звено третье
Робин Айтер вступил в сень храма, промаргиваясь после яркого солнца снаружи. Храм казался давным-давно заброшенным, он был большим и пустынным, и граф, подивившись отсутствию несметных богатств, о которых взахлёб судачили во всех кабаках, побрёл вглубь вдоль бесконечного ряда серых колонн, постепенно привыкая к обволакивающему его со всех сторон прохладному полумраку. Шаги графа отдавались эхом, отражаясь от бесчисленных каменных поверхностей, и создавалось впечатление, что там, за колоннами, марширует целый отряд. Он всё дальше углублялся в сумеречную бесконечность колоннады, недоумевая, где же это скрываются оракулы: хотелось поскорее задать свой вопрос, выслушать ответ и с чистой совестью отправиться домой. Робин был уверен – ничего вразумительного оракул ему не сообщит, поэтому он не слишком и погрешит против истины, доложив матушке, что следы Радрадрабена навсегда затерялись во тьме веков.
– Сразу заметно, что ты тут в первый раз, – раздалось вдруг за спиной.
Робин мгновенно повернулся и увидел: привалившись спиною к колонне и широко раскинув ноги, прямо на полу сидел какой-то невзрачный мужичонка. Можно было бы сказать, что главной приметой его было полное отсутствие каких-либо примет, если бы не чёрная повязка, наискось пересекающая лицо и свидетельствующая про отсутствие левого глаза.
– Что уставился? – спросил он, ощупывая своим единственным оком застывшую перед ним фигуру. – Оракулов никогда не видел? Ладно, ладно, шучу…