Радуга 2
Шрифт:
— Это улица Кирова, здесь живут мои родители. Или жили, — сказал Макс. — Поедим и двинемся дальше. Много времени не займет.
Однако часа два на все-про-все ушло. Сначала долго не открывали. Потом мама майора долго плакала, не в силах толком ничего рассказать, а отец все сокрушался, что пришлось выбросить в мусоропровод несколько ведер пыли, неизвестно откуда взявшейся. Он, сотрудник былого, добакунинского КГБ, многого из действительности не понимал, но видеть реальную картину вещей не разучился. Сам-то Гена, как он просто представился Саше, передвигался с трудом, практически на костылях. Но настоял на том, чтобы жена сходила в ближайший продуктовый магазин столько раз, сколько бы смогла. За полдня удалось сделать кое-какой стратегический запас. Но потом выходить на улицу сделалось опасно: и выстрелы, и безобразные жесточайшие драки между людьми, и нападения каких-то «мешков». По телевизору — полнейшая ерунда, драка и кривлянье гномов. По радио — режим радиомолчания. Телефоны — в отключке. В двери стучались какие-то люди в камуфляже и с оружием. Ругались и били прикладами по косякам, но двери оказались из железа не китайского качества — выдержали. Что делать, что ждать?
Макс, как мог, успокаивал, а мог он плохо. Пришлось Саше внести свои коррективы в очень жесткие рассуждения майора. Верить никому нельзя, только после того, как внимательно посмотреть в глаза. Ненормальность и нацеленность на насилие легко диагностируется по взгляду. Притворство и подавление желаний почему-то перестало быть входу. Каждый — и «наш», и «ненаш» — теперь достаточно честен перед самим собой. Выход один: затаиться, насколько это возможно, и ждать. Вполне вероятно, что ситуация войдет в контролируемое русло. Тогда легче будет принять решение о способе выживания.
— Может, пойти в церковь? — робко спросила мама. — И что? — возмутился Макс. — Ну, там молиться можно. Иконы стоят. Священник ходит. К- Богу ближе.
— Что за глупость! — вспылил майор. — Религия — опиум для- народа. При общении с Богом посредники не нужны. Иконы — это не идолы, это красота и духовность. Они не подменяют Бога, они всего лишь помогают сосредоточиться на самом основном, что не даст тебе ни одна церковь, ни один храм.
— И что же это? — чуть обиделась мама. — Вера, мама! — уже спокойно ответил Макс. — Наша Вера. — Мы веруем в Бога, на него и уповаем, а не на священника, пусть он хоть трижды архимандрит. Или есть Вера, или ее нет. Прямой путь, без всяких ответвлений. Зачем различие: право, либо лево? Чтобы одни смогли льготу получить на торговлю сигаретами и алкоголем, а другие — нет?
Мать только вздохнула в ответ и покивала головой, то ли соглашаясь, то ли сожалея.
Макс помнил историю самого образования «церквей», как таковых, но не стал распространяться. Отец тоже знал, что давным-давно греческие «орфики» основали религиозные сообщества, «церкви», где очищением души верующего и помощь во избежание круговорота рождения служили причастия — «оргии». Они переглянулись, но не стали развивать этой темы.
К тому же греческое поклонение Вакху и Орфею, породившее орфиков, корнями уходило в менее «цивилизованное» фракийское общество с более широкими и простыми взглядами. Тогда понятие «души» несло гораздо больше практического смысла, к чему, с сожалением приходится признавать, наше общество возвращается благодаря растущему влиянию государственного политического института, именующегося «церковью».
Когда Макс и Саша вышли из дома родителей, день расцвел в полном своем великолепии: тени даже в красноватом «полумарсианском» освещении сокращались, не сверяясь с часами. Народ упорно продолжал ориентироваться по своим хронометрам, поэтому на улицах оживления не наблюдалось. Где-то дрались между собой женщины в халатах продавцов с баджиками на карманах, где-то полуобморочные подростки вызывающе вскрывали замерший посреди дороги «Геленваген», слабо сопротивляющийся морганием фар и прерывистым мяуканьем клаксона. Иногда попадались неподвижно лежащие коричневые «мешки».
— Куда мы теперь? — спросила Саша. — Ко мне, — ответил Макс. — Думаю, надо повысить- маневренность нашей группы. Пешком, конечно, тоже неплохо, но до Питера нам придется добираться тогда очень и очень долго.
Саша не совсем поняла, что имел ввиду ее товарищ по походу, но возражать не стала. Майор производил на нее самое положительное впечатление своей рассудительностью,здравым смыслом и, самое главное, тем, что он, будучи ментом, таковым не являлся. Точнее, поступал нетипично. Вряд ли у кого из граждан России сохранилось превратное мнение по поводу действий парней в мышиного цвета форме, принадлежащих к «божественному» ОАО под названием «МВД». Макс таковым не был.
— Майор, погоди! — крик прилетел сзади, едва они свернули- к модным новостроям, где, как выяснилось, жил Макс.
— Спокойно, — сказал он Саше и снял пистолет с- предохранителя.
К ним походкой хозяев жизни приблизились два больших парня, безоружных на первый взгляд, в странного покроя форме: полувоенной-полументовской.
— Майор, ты местный? — поинтересовался один из них, у- него на бедре висела почему-то ракетница. Другой сразу попытался невзначай зайти за спину, но на его пути встала Саша, напялившая для маскировки по требованию Макса старомодные солнечные очки, в каких его мама иной раз работала на дачном огороде.
— Чего молчишь? — снова спросил тот, что с ракетницей. — Местный, спрашиваю?
— Чего надо? — ответил Макс. — А чего хамишь? — Волнует? — Меня — нет, — сказал парень и кивнул на своего коллегу. — Его волнует.
Макс, не успев приказать своему разуму не отвлекаться, отвел взгляд, сразу же отметив про себя свою ошибку. Его собеседник тем временем очень ловко извернулся всем телом, сместился одним движением вбок и даже непонятным образом вытащил из-за пазухи у майора его же пистолет. Прошел всего один миг, а в спину Максу уперся ствол «Макарова», одна десница сделалась заломленной до болевого предела, и под ноги, брызгаясь кровью, упала чужая огромная рука, сжимавшая в кулаке большой нож, наподобие мачете.
Такие вещи случаются и по отдельности крайне редко, а уж одновременно — это особое везение нужно. Макс скрипел зубами от боли в заломленной конечности и вставал нацыпочки, на ухо зло сопел парень в камуфляже, где-то рядом надрывался в ругательствах другой голос, тоже мужской, а Саша вообще куда-то пропала.
— Ладно, согласен, — вдруг просипел неизвестный обидчик почти прямо в ухо майору и отбросил от себя пистолет.
Майор отошел в сторону, растирая вывернутую кисть, и наступил ногой на пистолет, словно утверждая окружающим: это — моё. Наверно, он чего-то пропустил, потому как вся диспозиция из мирной и благодушной превратилась в кровавую и враждебную. Его обидчик затягивал на манер жгута поясной ремень на плече своего товарища, причем тот,бледный и потный, сидел на бордюрчике, словно однорукий бандит. Саша со своим мечом Гуннлоги наголо стояла поодаль в раскованной и многообещающей позе. Назвать ее по манере стойки легкомысленной и даже распутной — все равно, что танк сравнить с Борисом Моисеевым.
Макс поднял свой пистолет и направил его на былого истязателя.
— Еще какие-то вопросы имеются? — спросил он, стараясь не- глядеть на чужую руку, так и продолжающую сжимать мачете.
— Да пошел ты, майор, — ответил ему парень. — Ну и что- теперь прикажешь нам делать?
— Как это что? — удивился Макс. — Идти в больницу. За- поворотом увидишь здание, не ошибешься. Чего хоть хотел-то?
Эти двое были бойцы еще одной армии, именующейся МЧС. Столичные, элитные, подчиняющиеся лично Шойгу. Умений у них было много, понтов — еще больше. С ментами не пересекались, но повадки были те же. Поздоровались у управы, пожали друг другу руки, а очутились на лодочной станции Смоленска. Из оружия — одни весла, да вот ракетница. В чужом месте — все равно, что голый.