Радуга над Теокалли
Шрифт:
И тут Иш-Чель заметила далеко-далеко впереди радугу, вернее, её краешек. Лёгкий, ласкающий ветерок овеял невидимым покрывалом. Она остановилась.
Жрецы также увидели и радостно загалдели, поторапливая жертвы – бог Чаку приветствовал бывшую госпожу Коацаока – опускал ей лестницу.
Но для Иш-Чель появление радуги имело другой смысл – богиня приветствует и посылает знак – она будет жить! С этой мыслью женщина начала более зорко оглядывать окрестности, чтобы не пропустить момента спасения.
Процессия подошла уже к скале, возвышавшейся над рекой, которая за последние дни порядочно обмелела. Жрецы снова приступили к молитве, а Иш-Чель внимательно осматривала место, куда ей предстояло падать. Осмотр не обрадовал её и не вселил надежды: стена обрывалась отвесно, а снизу поднимались острые зубастые камни, подножие их было скользким, между ними бежала вода. Только чуть дальше, всего в десяти шагах, река становилась глубокой и быстрой, сливаясь с многочисленными обмелевшими ручейками в одно русло.
"Как же мне добежать до этого места?!" – Иш-Чель уже не сомневалась, что именно в этом было её спасение.
Пока жрецы завершали ритуал, охрана зорко следила за каждым движением девушек. Это и стало их роковой ошибкой, которая принесла неожиданное освобождение.
Передовой отряд воинов-ягуаров мешиков наблюдал за процессией из чисто алчных соображений. На приносимых в жертву было надето столько золотых украшений, да и сами девушки были так красивы и юны, что мешики не могли устоять перед соблазном их захватить. На какое-то мгновение строй стражников разомкнулся. Воины позволили себе расслабиться, потому что к каждой девушке подошёл жрец и, цепко схватив несчастную, приготовился скинуть её с обрыва.
Ощутив прикосновение крепких пальцев к плечам, Иш-Чель уже готова была проститься с мыслью о возможном освобождении – оттолкнуть, вырваться и бежать – наивное безумство. Она забилась в руках палача, понимая, что упускает последнюю возможность спастись.
Именно в этот момент с жутким воем ягуаров на них бросились мешики…
Потрясённые жрецы выпустили жертвы и схватились за ножи, отчётливо понимая – теперь уже их жизни под угрозой.
Иш-Чель не стала терять драгоценного времени – для неё что жрецы, что мешики, всё было едино. Она воспользовалась внезапной свободой, всеобщим замешательством и побежала вдоль обрыва… Толчок и она бросилась в реку…
Вода подхватила, окутав прохладой, и понесла, крутя и ударяя о камни и дно. Но Иш-Чель упрямо боролась за жизнь. Когда течение стало тише, она попыталась вылезти на берег, что было непросто. Её руки и ноги – Иш-Чель выползала на четвереньках – утопали в грязи и тине. Выбраться оказалось намного труднее, чем барахтаться в реке.
Усилием воли женщина наконец-то выкарабкалась и, обессиленная, упала передохнуть. Не успев отдышаться, она услышала предательское хлюпанье грязи и, оглянувшись на реку, увидела вылезающих мешиков. Несколько воинов прыгнули за нею следом…
Иш-Чель не успела даже вскочить, как двое накинулись и стали срывать дорогие украшения. Содрав с неё все золото и разорвав при этом одежду, мужчины заспорили – кому она достанется. Жесты и мимика воинов была столь красноречива, что Иш-Чель не раздумывала, а первая ударила одного из них ногой в пах. Началась настоящая свалка. Иш-Чель превратилась в дикую кошку. Они валялись в грязи и тине, увязая и придвигаясь все ближе к воде.
И тут раздался громкий оклик. Мешикам был хорошо знаком этот голос. Один из воинов попытался подняться, и ему это удалось. Схватив добычу за волосы, перепачканный, увязая по колено в грязи, он поволок Иш-Чель за собой.
На твёрдой почве, занимая все пространство берега, стояли мешики во главе с Амантланом. Предводитель сурово оглядел дравшихся воинов и приказал занять место в отряде. Товарищи по оружию встретили их не столь тактично – они подняли вояк на смех, передразнивая и показывая, как те потешно выглядели, когда не могли справиться с одной женщиной. Переждав шутки, воины обратились к вождю с претензиями, постоянно указывая на Иш-Чель. Они уже поделили золотые украшения пленницы, но не решили, кому будет принадлежать она.
Вождь переводил взгляд с одного на другого, затем поглядел на грязную и оборванную Иш-Чель, отнюдь не блещущую красотой. Потом, чтобы прекратить спор, он заявил на неё свои права, наступив ногой на спину. Затем последовало краткое распоряжение. Иш-Чель связали, и отряд наконец-то двинулся вниз по реке, обходя город стороной.
Мешики разбили военный лагерь в двух часах ходьбы от Коацаока. Иш-Чель потрясло такое количество боевых отрядов – они действительно пришли не за данью, а воевать. Пленницу поместили в шалаш, оставив связанными только руки. Там же она обнаружила остальных девушек, которых готовили ей в сопровождение к богу Чаку.
Все были живы, но напуганы: готовясь к смерти, они верили в своё предназначение, а пленение мешиками лишило их счастливой и беззаботной жизни в чертогах бога. Примешивался ещё и страх за судьбы родных, чьи просьбы они не донесли; он угнетал девушек, давил на них, пугая неизвестностью.
Иш-Чель не разделяла горя своих несостоявшихся спутниц – краткий миг свободы воодушевил её. Главное – жива, а там – кто знает… Поэтому все жалобные причитания вызывали у неё если не гнев, то раздражение и досаду. Но она стремилась их погасить, понимая, насколько тяжело другим.
Ночью девушки начали хныкать.
– Замолчите! Вы живы, а это главное!
– Лучше было умереть, чем попасть в руки мешикам!
"Возможно, для вас это лучше, но не для меня!"
– А я выбираю жизнь!..
ПАДЕНИЕ КОАЦАОКА
Прошло два дня после неудачного жертвоприношения. Город оплакал гибель жрецов и занялся сбором дани для мешиков. Яркое утро и весёлое пение птиц совершенно не соответствовали настроению членов совета старейшин, которые сопровождали выкуп. Он был огромен: более сотни рабов несли большие тюки с тончайшей хлопковой тканью. Другие рабы тянули носилки, груженные золотом и мёдом.