Радуга Над Теокалли
Шрифт:
— Что это за изменения?
— Есть женщина, очень редкой красоты. Я захватил ее в походе, она ждет ребенка и мне она дорога… — Амантлан не мог заставлять Шочи мучиться догадками, поэтому он выложил ей всё, скрыв, что ребенок Иш-Челъ не от него. Результатом был бурный гнев любовницы:
— Твоя жадность не имеет предела, Амантлан! Ты на всё хочешь положить свою лапу! Ты нарушил закон! Ты разрушил свое и мое будущее!.. И всё это из-за неуемного, беспредельного желания обладать тем, что не имеет правитель! Ты понимаешь, что это измена, дорогой мой Ягуар?
— Кому я изменил? Тебе?
— Я — сестра тлатоани!
— И что дальше? Ты во всеуслышанье объявишь, что была моей женщиной два года? А теперь из ревности раскрываешь измену?
— Эти два года ты морочил мне голову!
— Ну, нет, мои намерения были тебе ясны с самого начала, дорогая! Да я стремился приблизиться к тлатоани, и если бы он разрешил наш брак, с удовольствием стал бы твоим мужем! Но тебе хотелось, чтобы я сам поднялся с низов… Скажи, я говорю ложь? Ты все время ждала, когда же простой ягуар станет тем, чем он стал сейчас. А, может быть, ты бы потешила свое самолюбие только тогда, когда бы меня избрали главным советником тлатоани? Только тогда ты бы открыто заявила о своей любви?!
— Да, я хотела, чтобы ты занял подобающее тебе место!
— Хвала богам, что в этом я не обязан тебе ничем!
— Ошибаешься, если бы ты не хотел меня добиться, то никогда бы не поднялся ваше старейшины мейкаотля, да и то в старости, если бы дожил до подобающего возраста!
— Возможно, но что это меняет. Мы все равно расстаемся…
— Никогда!
— В тебе говорит разочарование и гнев, Шочи, но посмотри правде в глаза: тлатоани никогда не отдаст мне тебя второй женой. Это не возможно даже по политическим соображениям… А мне нужно создавать семью. Тебе сейчас больно, но могло бы быть еще хуже, если бы тебя отдали другому мужчине в самый разгар наших отношений…
— Ооо! Тогда было бы больно тебе!
— Шочи, признайся, наши отношения ни к чему не приведут. Ты не можешь так долго оставаться не замужем. Все это вопрос времени…
— Я отомщу тебе, Амантлан… — тихо прошептала Шочи и поднялась с ложа, которое какой-то час назад было свидетелем их бурной страсти.
— Не стоит, дорогая… Я ведь действительно желал тебя, к сожалению, это было слишком давно…
— Ты не будешь с ней счастлив, Амантлан, она чужая, она не знает тебя так, как знаю я, ты — её хозяин!
— Став моей женой, она перестанет быть рабыней.
Шочи подошла к окну, Амантлан стал одеваться. Ему было неприятно уходить вот так, он понимал, что во всем его вина, но втайне радовался, что смог, пусть и таким путем, но развязаться с дочерью тлатоани и перестать ходить по лезвию ножа, рискуя навлечь на себя гнев правителя. Оказывается ему легко расстаться с любовницей, легко отказаться от тщеславных планов, легко идти другой дорогой.
Может быть, у него действительно нет сердца, как утверждала Шочи. А увлечение рабыней просто блажь, которая пройдет, когда он насытится ею? Но закон запрещал близость с беременной женщиной, и воздержание должно было продлиться пять лет. Кто его знает, возможно, он успеет погибнуть в каком-нибудь походе. Кто же тогда продолжит его род? 3абавно — сын Кинич-Ахава. Что ж, он всегда успеет жениться еще много раз, столько, сколько ему вздумается. Желающих пойти на брак с ним хоть отбавляй, так что он всегда успеет выбрать своего наследника.
А незнакомое чувство толкало его вперед и гнало домой. Ему очень хотелось оказаться рядом с женщиной, которая ему нравилась, хотя бы под одной крышей.
Итогом дня стало его твердое решение оформить Иш-Чель свободу и заключить с ней брак. Он, разумеется, не собирался сообщать женщине, что освобождает ее — она немедленно потребовала бы ее отпустить. Он решил уговорить Иш-Чель добровольно дать согласие на брак.
Но это предстояло сделать утром.
К сожалению, новый день не принес Амантлану удовлетворения. Иш-Чель выслушала его предложение, но дала твердый отказ, веря, что она имеет право быть заложницей, и её выкупят, дело лишь во времени.
Споры их становились с каждым днем всё жарче: Амантлан опасался, что Шочи выполнит свою угрозу и женщину нельзя будет спасти.
Он испробовал все средства, которые знал, чтобы переубедить упрямую рабыню. Но она не сдавалась, твердо стояла на своем. Иш-Чель доказывала, что она может рассчитывать на положение заложницы, а не рабыни. И тогда он решился применить пусть жестокое, но верное и последнее средство, чтобы сломить это сопротивление и упрямство. Да, он покажет ей уродцев великого оратора, людей с белым цветом кожи, тремя руками, карликов. Она увидит, что ее ждет в этом зверинце!
Иш-Чель помогала женщинам плести циновки для дома, пальцы были уже исколоты, и она их постоянно облизывала, чтобы снять ноющую боль и сделать передышку.
Амантлан остолбенел, застав ее, осторожно слизывающую капельку крови на уколотом пальце. Алый язычок скользил через белоснежные зубы и нежно касался красного от уколов кончика пальца. Готовые слова замерли и не сорвались с губ. Он вновь осознал всю ужасную незащищенность стойкой женщины, которую ему предстояло побороть силой своего разума. Очевидно, нужно будет применить всё свое ораторское мастерство…
— Одевайся, женщина, ты идешь со мной! — удивленно вскинутые ясные глаза вновь повторили свой немой вопрос: "А мы не все еще выяснили?"
Как бы отвечая, он спокойно добавил:
— Мне нужно кое-что тебе показать, может быть, ты тогда перестанешь быть такой упрямой и прислушаешься к голосу рассудка… Я жду тебя.
Одеваться? Наверное, он имел ввиду, что она должна надеть на голову покрывало, чтобы прохожие не оборачивались, завидя странный цвет волос. Тяжело вздохнув, Иш-Чель исполнила приказание хозяина. У неё не было желания продолжать их спор, и выносить, она должна была признаться, корректные домогательства хозяина. Ей было все равно у кого быть рабыней.
Несколько дней назад в Теночтитлане праздновали Ксокотль Хуэтци — праздник падающего плода, Иш-Чель довелось быть в городе и наблюдать эту жуткую церемонию. Над теокалли поднимался черный дым, ветер разносил жуткий смрад по всему городу от заживо сжигаемых пленников. Удивленная, что не слышит страшных криков, Иш-Чель спросила рабыню — майя, почему они молчат.
— Им дали волшебный напиток забвения… плоды не могут разговаривать… — Передернув плечами, Иш-Чель постаралась как можно быстрее оказаться в загородном имении Амантлана.