Радуга Над Теокалли
Шрифт:
Занимаясь домашними делами, она постоянно вспоминала каждое слово, сказанное Кинич-Ахава, его обещание вернуться и не могла понять.
Что же было в этой встрече не так?
Прежде всего, она не почувствовала никакой близости, никакие чувства не всколыхнулись в ее душе к бывшему мужу… Вот она и произнесла то определение, от которого бежала столько времени… Она спасла просто человека из своей прошлой жизни. Человека, который был одной с нею крови, который был когда-то ее мужем, отцом ее ребенка и остался ее братом. И все?
Зачем тогда она его спасла, зачем рисковала? В память о прошлом? Но, ведь этот человек, не сделал для нее ничего. А ведь он мог, но не попытался своей властью спасти ее от смерти. Правда, Амантлан обмолвился когда-то, что в Коацаоке был заговор против молодого халач-виника. Так, может быть, она неправа, обвиняя его? И потом, кем была она тогда, в той далекой прошлой жизни? Живым воплощением богини, женой молодого правителя. А кем был он — Кинич-Ахава? Человеком, который отвечал за будущее стольких людей. Он без сомнений и страха взял на себя непосильную ношу ответственности. Вот он и выбрал — пожертвовал женой, для счастья граждан Коацаока… Мог ли правитель поступить иначе? Нет, не мог. Иначе мог поступить только муж, но его пришлось долго уговаривать и убеждать, и, можно ли ту, провалившуюся попытку побега считать добровольным желанием, идущим из самого его сердца? Когда поступить по-другому просто не можешь не столько для другого человека, сколько для самого себя…
Хотя, кажется, он ее любил, кажется, был родным и близким.
Так, кажется или так оно и было?
Здесь она каждый раз останавливалась. Не верить в прошлые отношения, их любовь она не позволяла себе — именно они продолжали поддерживать ее в мире ацтеков, но ведь где-то, в чем-то, что было очевидно, эти отношения не выдержали проверки… И не с ее стороны произошло предательство.
Что ж такое, ну спасла она человека. Возможно, им просто повезло, так зачем она все время пытается об этом думать? Какой смысл копаться в своих чувствах, которые, как оказалось, умерли и уже не властны над нею? И ведь она когда-то уже решила, что начнет новую жизнь в этой стране.
Назад пути нет!.. Раз ей удалось спастись… Ведь она не просто беглая рабыня, она сбежавшая жертва, которая навлекла своим побегом гибель на целый город… А это столько жизней… И ей ли не знать, что нет страшнее кары, чем непринятие своей участи. Эти граждане с радостью хотели принести ее в жертву. Только вот она не хотела умирать. Иш-Чель не понимала, что двигало ею в те часы ожидания смерти, что породило тот неожиданный, противоестественный бунт против вековых устоев. Почему она не испытала радости от приближения свидания с богами? Почему для нее, оказанная ей честь — нести радость богу Чаку, выбор соплеменников не перевесил ее желания остаться на земле, рядом с Кинич-Ахава? Но богу Чаку и богине Иш-Чель не нужна была ее жизнь. Именно ее любимая богиня Радуги, Плодородия и Луны дала возможность спастись, предупредив о своем решении долгожданным дождем и радугой…
Неужели, ее любовь, ее семейная жизнь, простые радости перевесили гражданский долг? А у Кинич-Ахава наоборот, его гражданский долг, честь, совесть, забота о жителях города оказались на первом месте. Пожалуй, она не имела права осуждать его за то, что тогда он ее не спас. Да собственно, он и не смог бы этого сделать. Ни как муж, который подчинился решению жрецов, потому что перед богом Чаку он был простым смертным человеком; ни как правитель, решающий проблемы тысяч своих граждан, готовый пожертвовать одной, двумя, тремя женщинами ради спасения других. Кто был он тогда, какие перед ним стояли задачи! И кто она даже сейчас, что значит ее жизнь, что тогда, что теперь? Неужели ее жизнь никогда не имела цены, и она всегда была и будет разменной жменей зерен чоколатля?!
Иш-Чель решила, что рассуждения увели ее куда-то в сторону, туда, где она не найдет ответа на свои вопросы.
"Как странно…" — женщина поняла, что даже не может правильно сформулировать, что конкретно ее мучает, на какие еще вопросы ищет ответ. А как можно искать ответ, анализировать ситуацию, если не понимаешь сути проблемы?
И все же, с упорством и настойчивостью рабочих в подземных рудниках, она по крупице перемалывала, опять вспоминала мельчайшие подробности; шаг за шагом, словно, перебирала зерна, пыталась обнаружить главное в этой встрече.
Иш-Чель смогла наконец-то примириться с прошлым, с Кинич-Ахава, с его бездействием, в отношении нее, в Коацаоке. А, простив, она почувствовала небывалую легкость, которая помогла ей освободиться от груза прошлых обид. Видимо, Иш-Чель давно уже все это осознала, но ее нежелание разобраться в себе столь долгое время не позволяло женщине перейти к новым отношениям, открыть для себя страну, приютившую ее, давшую ей надежду на лучшую участь. Судьба смилостивилась над ней и сохранила ее статус, подарила семью, ребенка, нового мужчину. Теперь только она сама могла строить свое счастье, оберегать подаренное благополучие от жизненных бед. Именно от нее зависело, каким будет ее новая жизнь, не отнятая, но подаренная богами…
Оставался только один вопрос, почему Кинич-Ахава хотел, чтобы она бежала с ним? Зачем он ей это предложил? Ведь он был так холоден…
Но ведь там, в землях майя, ее снова ждала смерть, стоило кому-то из жителей Коацаока ее узнать, а не узнать ее не представлялось возможным. И бывший муж, она еще несколько раз про себя повторила «бывший», пытаясь привыкнуть к новому для нее звучанию и смыслу, знал насколько опасно ей возвращаться домой. Так зачем Кинич-Ахава хотел забрать ее с собою, зачем?!
Хотя, какое ей дело до желаний Кинич-Ахава? Вот ведь глупая! Он для нее теперь только родственник, дальний-дальний, далекий-далекий, мгновенная тень из прошлой жизни, которая смутила ее покой и исчезла. Она ведь теперь даже не Иш-Чель, не живое воплощение богини! Она — жена предводителя ягуаров Амантлана, она — Золотое Перышко Колибри! И нет ей никакого дела до планов Кинич-Ахава, и нечего бояться разоблачения, вспоминая о проваленной миссии к богу Чаку. Хватит! Довольно! Богиня Радуги подарила ей новую жизнь, она больше не будет копаться в прошлом! Оно умерло там, на высохшем водопаде.
Шочи было скучно. Ее уже не интересовало служение оленьей богине, общие праздники Анауака; не радовали душу и мелкие распри жен царственного брата, мелкие стычки между сестрами. Все это было буднично и привычно, как съесть плод сочного томата. Она терпеливо ждала обещанного Ицкоатлем. Свято верив, что вот-вот тлатоани объявит о новой свадьбе, Шочи даже и ритуальный наряд приготовила, поручив лучшим мастерицам расшить кайму на свадебной рубашке и юбке. Узор девушка подбирала долго, тщательно продумывая, как должны располагаться вышитые символы. Некоторое время ее занял выбор цветов: для свадебных гирлянд, для украшения стола и комнаты новобрачных, постели, и самое главное — для ее чудесных длинных волос, которые она разделит на три части. Девушка решила, что каждую прядь будет обвивать яркая душистая гирлянда. Ее не пугала тяжесть цветов — попробовав сделать свадебную прическу, Шочи осталась довольна — она тянула голову назад, делая еще более гордой посадку.